Skip to Content
Пашка-троглодит
Глава первая
РОБОТ НАОБОРОТ
На окраине Москвы, на краю Грибного леса, возле Земляничной поляны стоит Институт времени.
Издали он кажется невысоким, длинным и даже скучным зданием, таким обыкновенным, что на него второй раз и глядеть не станешь.
Вот это будет ошибкой.
…Дверь открылась, пропустив Пашку Гераскина внутрь. Он оказался лицом к лицу с вахтером, пожилым мужчиной с черной повязкой на глазу и багровым шрамом на щеке. Одна нога у вахтера была деревянной, на второй красовался башмак с серебряной пряжкой.
Правда, в остальном вахтер был одет обыкновенно: в синий мундир и фуражку с золотым гербом Института времени — золотой змеей, свернувшейся в клубок и кусающей собственный хвост. Пашка знал, что эта змея — символ Вечности.
— Привет тебе, племя младое и незнакомое, — сказал вахтер. — Небось на практику спешишь?
— Здравствуйте, — ответил Пашка. — Я никуда не спешу. А вообще вы правы — у нас практика по истории.
— Поздравляю, — сказал вахтер. — Люблю новичков. Может, понравится — останешься у нас навсегда.
— Вряд ли, — хмыкнул Пашка. — Я больше люблю космическую биологию. Там приключений больше.
— Неужели в истории тебе приключений недостаточно? Разве плохо стать рыцарем и сражаться на турнире?
Видно, вахтер был наблюдательным человеком и поэтому сразу раскусил, что Пашка в душе — страшный авантюрист.
— Сражался я на турнирах, — сказал Пашка небрежно. — Свалил пару рыцарей, одного барона приложил головой о землю. Нет, скучновато.
— Ясно, — согласился вахтер. — Тогда тебе и в самом деле у нас неинтересно. Но практика есть практика. Никуда не денешься.
Вахтер вытащил из тумбы, стоявшей при входе, большую темно-зеленую бутыль, на которой было написано «Ром». Вытащил пробку и отпил прямо из горлышка.
Пашка понял, что вахтер — самый настоящий пират. Это может плохо кончиться для Института времени.
Но он и виду не подал, что догадался. Молчал как каменный. Вот встретится с надежным человеком, тогда откроет ему глаза.
Вахтер пробкой заткнул бутыль и кинул ее не глядя обратно в тумбочку.
— Значит, тебе к Ричарду Темпесту? — спросил он.
— А вы откуда знаете?
— Меня для того здесь и держат, — сказал одноногий пират, — чтобы все знать. Например, знать, что тебя, мальчик, зовут Пашкой Гераскиным, а выбрал ты для практики первобытную эпоху, потому что тебе очень хочется собственными руками убить мамонта.
— Откуда?.. Быть того не может! — воскликнул Пашка. — Я даже маме не сказал. Я вообще никому об этом не говорил.
— Но ведь подумал, — ответил пират и захохотал, показывая три оставшихся зуба. — Нам этого достаточно. Кстати, только попробуй поднять руку на мамонта — я лично в первобытную эпоху отправлюсь, чтобы тебе уши надрать.
Наверное, вахтер нажал какую-то кнопку или просто говорил так громко, что его голос был слышен по всему институту. Не успел он закончить свою грозную речь, как в коридоре показался худой, лохматый, подвижный, как ртуть, младший научный сотрудник Ричард, старый друг Пашки и Алисы Селезневой.
— Сильвер Джонович, зачем вы так запугиваете практикантов? — спросил Ричард. — Посмотрите, на ребенке лица нет.
— Нет лица? — Пират наклонился к Пашке, потрогал жестким указательным пальцем кончик его носа и заявил: — Ошибаетесь, гражданин младший научный, — есть лицо, но глупое.
Ричард взял Пашку за руку и потащил прочь от вахтера.
— Ты на него не обижайся, — говорил он на ходу. — Что с него взять? Дикое существо, прибежал к нам из своего времени, спасаясь от расправы. Его приятели хотели зарезать. Мы весь институт перевернули, искали его, а он прятался в вентиляционной трубе. Чудом остался жив. В общем, не удалось нам от него отделаться — пристроили на работу, он и старается.
— Он что, телепат? — спросил Пашка. — Откуда он узнал, что я хочу в первобытную эпоху попасть и на мамонта охотиться?
— А он ночью к компьютеру подключился и запомнил все, что у нас есть о практикантах.
Пашка не стал объяснять Ричарду, что тот ошибается. Ни в каком компьютере нет сведений о Пашкиной мечте, которой он ни с кем не успел поделиться.
В кабинете Ричарда был беспорядок. Непроходимый, окончательный и такой дикий, что только сам Ричард мог в нем разобраться.
Как-то года два назад случился страшный скандал. Взяли на работу нового робота-уборщика, старательного, молодого, только что с завода. Робота никто не предупредил, что к Ричарду в кабинет лучше не соваться, а самого Ричарда в Москве не было — он как раз уехал в экспедицию в какие-то дальние страны и времена.
Вернулся Ричард рано утром. В институте — только вахтер Сильвер Джонович, который мирно храпит на диванчике у дверей. Сильвер потом и рассказал удивленным сотрудникам института, что произошло.
Вернулся Ричард и сразу пошел к себе в кабинет. И тут увидел, что в кабинете у него идеальная чистота, порядок, каждая бумажка лежит, подобранная по размеру, каждая книжка уместилась на полке, а каждая кассета стоит на месте.
Ричард не только рассердился. Он пришел в ужас. Он понял, что никогда ничего не сможет отыскать в своем кабинете. Что ему придется теперь уйти из института, начать жизнь сначала, а может, даже повеситься.
И вот в этот момент в кабинет вошел робот-уборщик, страшно гордый и довольный, и спросил:
— Ну как вам понравилась моя работа? Я возился целый день. Зато теперь все разложено по порядку, по размеру и даже по цвету.
— Ах это ты, мерзавец! — закричал Ричард.
Вахтер Сильвер Джонович проснулся от этого дикого крика, побежал к Ричарду в кабинет и увидел, что из открытой двери вылетают какие-то металлические детали — оказывается, Ричард напал на робота и разобрал его на части.
Как вы знаете, нападать на роботов нельзя, так поступают только дикари. Робот — всего-навсего машина, хоть и разумная. Роботы стараются помочь людям. Убить робота — все равно что убить собаку за то, что она лаяла ночью и мешала тебе спать. А ведь собака лаяла, чтобы отпугнуть воров.
Сильвер еле успел спасти остатки робота от гнева младшего научного сотрудника. А Ричард все никак не мог успокоиться и повторял:
— А как же я теперь? А что же мне делать?
— Ничего особенного, — сказал Сильвер. — Посиди спокойно, выпей чаю. Я тебе помогу.
Сильвер всегда всем помогал. Он говорил, что, пока был пиратом, сильно набедокурил и убил множество невинных моряков. И теперь он хочет трудом искупить свою вину перед человечеством.
Ричард не мог сидеть на месте и пошел в Грибной лес за опятами.
А вахтер собрал по углам куски робота и начал над ними мудрить. Долго ли, коротко ли, но, когда Ричард вернулся к вечеру из леса, вахтер уже мирно храпел на диванчике у дверей, а рядом стояла пустая бутылка из-под рома.
— Ни на кого нельзя надеяться, — вздохнув, произнес Ричард.
Было воскресенье, институт был совсем пуст, лучи закатного солнца пробивались сквозь прикрытые шторы. Ричард поднялся в свой кабинет, остановился на пороге, не смея открыть дверь. Наконец пересилил себя и открыл.
И чуть не грохнулся на пол от удивления.
В кабинете был сказочный, невероятный, невообразимый беспорядок, но Ричард сразу понял: теперь он опять точно знает, где что лежит.
— Сильвер! — закричал Ричард. — Как ты это сделал?
Он с грохотом сбежал по лестнице, и вахтер проснулся от шума.
— Ну вот, — проворчал Сильвер, — поспать человеку не дадут.
— Как? Ты? Это? Сделал? — вопил Ричард. — Признавайся!
— Да очень просто, — ответил вахтер. — Я собрал робота задом наперед. И пустил его с такой вот «перевернутой» программой. Так что ему ничего не оставалось, как снова устроить в твоем кабинете беспорядок. Понятно?
Ричард покачал головой. О таком он еще не слышал.
— Не веришь? — усмехнулся вахтер. — Оглянись, только не пугайся.
Мимо них задом наперед шагал несчастный робот.
— А ему не больно? — спросил Ричард.
— Раньше надо было думать, — сказал вахтер.
— Магулсу мишав к, — произнес робот.
Ричард не сразу сообразил, как это перевести, а когда сообразил, расхохотался и долго не мог остановиться.
— Перед тем как заняться практикой, надо, чтобы ты выучил теорию, — объявил Пашке Ричард, когда они уселись в его кабинете возле компьютера. Экран монитора занимал всю стену.
— Еще не хватало!
— Если ты решил стать ученым, — терпеливо сказал Ричард, — ты должен знать, что наука состоит из теории и практики. Сначала нужно выучить формулы, уравнения, запомнить даты и зазубрить правила. И только когда ты все будешь знать, начнется практика, то есть проверка теории. Например, ты решил побывать у первобытных людей, чтобы посмотреть, как они охотятся на мамонтов, и снять об этом фильм.
— Какая же это практика? — засмеялся Пашка. — Вот когда я сам пойду на охоту…
— Постарайся этого не делать, — сказал Ричард. — За вас, практикантов, в институте все дрожат. А вдруг вы попадете в беду или натворите что-нибудь?
— Если бы все было так опасно, нас никто не пустил бы, — уверенно возразил Пашка. — Я же знаю ваши правила: ребенок должен находиться в безопасности. В абсолютной безопасности.
— Абсолютной безопасности, к сожалению, не бывает даже в собственной постели. Там тебя может комар укусить.
— Все равно вы увешаете меня всякими мониторами и датчиками, и буду я ходить как новогодняя елка — туда нельзя, этого тебе, мальчик, делать не положено, руки на стол!
— Ну, не так уж все трагично, — сказал Ричард. — Мы имеем дело с разумными отроками, а не с маленькими детьми. Вы все понимаете. Вы же собираетесь стать учеными.
— Когда это еще будет, — вздохнул Пашка. — А пока приходится подчиняться вам, взрослым. Не дождусь, когда вырасту!
— Не торопись, мой друг, — сказал Ричард. — Вырастешь — станешь жалеть, что детство прошло так бессмысленно. А там и жизнь проскочит. — Ричард включил большой экран, — Итак, твоя задача — попасть в каменный век, к первобытным людям, к троглодитам, как их раньше называли…
— Хорошее название, — одобрил Пашка. — Проглодит! Троглодит, троглодит крокодила проглотит!
— Не смешно, — заметил Ричард. — Продолжаем урок. Троглодит — это пещерный человек. Мы будем пользоваться фильмами, которые сняли наши сотрудники.
— Они там были? — Пашка был разочарован.
— А ты думал, что станешь еще одним Колумбом и откроешь новую Америку? Нет, наши сотрудники уже побывали в разных местах.
— Зачем же тогда мне снимать фильм, — спросил Пашка, — раз его сняли?
— Смешной ты человек! Если рассуждать по-твоему, то больше и книжек писать не надо?
— Почему?
— Потому что одну книжку уже написали. И картину нарисовали, и кино сняли, и стихи сложили.
— Но ведь это документальное кино!
— Нет, не совсем документальное. Сейчас я тебе все объясню. Наши сотрудники летали в первобытное прошлое ненадолго. А ты будешь жить среди троглодитов, спать возле них, ходить с ними на охоту…
— Вот именно!
— И у тебя будет время снять очень хороший фильм, чтобы его не только в институте, но и в школах на уроках истории показывали. И все бы удивлялись: кто же это такой талантливый оператор?
Пашка даже смутился. Немного смутился, потому что сильно смущаться он не умел.
— Может, и не получится ничего, — сказал он. — Может, зря вы меня хвалите. — Но мысль стать знаменитым кинооператором ему понравилась. — Ладно, давай показывай, что там до меня сняли. По крайней мере, буду знать, чего мне уже снимать не надо.
— Начнем сначала, — сказал Ричард. — Вдруг ты что-нибудь забыл.
— Или не знал, — великодушно произнес Пашка.
Глава вторая
НАШИ МОХНАТЫЕ ПРЕДКИ
— Конечно, тебе, Пашка, хотелось бы сейчас с копьем в руке выйти в древние степи и сразиться с саблезубым тигром. Я тебя правильно понимаю? — спросил Ричард.
— Приблизительно, — сказал Пашка.
— Но тебе придется провести полчаса в этой комнате, чтобы усвоить некоторые очень важные вещи. Ведь любой исследователь — это разведчик. Ты должен будешь жить среди совершенно незнакомых людей, чтобы потом рассказать о них нам, твоим современникам. Но если ты заранее ничего об этих людях не узнаешь, они сразу догадаются, что ты чужой, и отрежут тебе голову.
— Ну уж, голову!
— В лучшем случае они тебя выгонят. Ведь невежливо идти в гости, не выяснив, как зовут хозяев.
— Я не маленький, понимаю, — сказал Пашка. — Но и ты меня пойми! Я жду не дождусь, когда окончу школу, и никто не будет гонять меня на уроки и заставлять писать контрольные, а то и экзамены сдавать. И вот пожалуйста. Я пришел в ваш Институт времени, а ты мне собираешься лекции читать.
— Неужели тебе не интересно узнать, куда ты отправляешься? Ведь это было удивительное время — на Земле появился человек!
— Мне все интересно, — ответил Пашка. — Но я человек действия.
— Вот и оставайся в первобытной эпохе. Там такие нужны. Взял дубину и пошел на охоту или на драку с соседним племенем. Можешь даже забыть, что дважды два — четыре.
— Я пошутил, — сказал Пашка. — Мне интересно, начинай. Только, пожалуйста, недолго. А то все мамонты вымрут, пока меня дождутся.
Ричард включил экран. Фильм был снят на стереопленке, и Пашке показалось, что в кабинете начал расти тропический лес, а сам он, Пашка, летит над вершинами деревьев, а затем спускается и ныряет в темную густую листву. Сразу стало еще темнее. Лучи солнца с трудом пробивались внутрь. Отовсюду слышны были оглушительное пение птиц, стрекот насекомых, крики животных.
«В великих тропических лесах как сегодня, так и миллионы лет назад жизнь кипела наверху, в листве, ближе к свету. До земли свет почти не доходил, и потому там не было почти никакой растительности, царили вечный полумрак, духота и влажность. В таком месте хорошо чувствовали себя змеи и жабы».
Фильм был не только со стереоизображением и стереозвуком — он передавал запахи и даже дуновение ветра. Поэтому Пашка сразу почувствовал, каково побывать на самом дне многоэтажного тропического леса.
«Много миллионов лет назад, — продолжал голос за кадром, — в листве тропического леса обитало небольшое, размером с кошку, животное, похожее, правда, на белку, а может быть, на лемура с острова Мадагаскар. Вот это животное, которое называют нотарктусом, и стало предком человека».
Нотарктус посмотрел на Пашку и скрылся в густой листве столь поспешно, словно его не устраивал такой потомок.
— Стой! — возмутился Пашка. — Я с детства знаю, что человек произошел от обезьяны. Об этом еще Чарлз Дарвин говорил.
— Во-первых, — сказал Ричард, — Чарлз Дарвин этого никогда не говорил, хотя бы потому, что человек не произошел от обезьяны.
— А от кого же он произошел? От этой кошки?
— Нотарктус — общий предок и человека и обезьяны; он жил так давно, когда еще не было не только обезьян, но и никого на них похожего.
Кошачья мордочка общего предка еще раз мелькнула в листве.
— Но прошли миллионы лет, и потомки нотарктуса научились отлично лазить по ветвям, у них были цепкие лапы, а длинным хвостом они помогали себе держаться за ветки. Существовало множество различных зверюшек такого рода, некоторые из них подросли, научились собираться в стаи, стали иногда спускаться на землю. В общем, они оказались сообразительнее других зверей, поэтому, когда климат изменился, и стало суше, они смогли покинуть лес и перейти жить в саванну. Ты знаешь, что такое саванна?
— Знаю, — сказал Паша. — Это африканская степь, по которой расставлены баобабы, а между ними гуляют львы и зебры.
— Почти правильный ответ, — согласился Ричард. — Договоримся, что саванна — это лесостепь. И вот в этой саванне стали жить наши предки.
— Обезьяны?
— Нет, как раз в те времена и произошло разделение: предки обезьян остались в лесу, на деревьях, а наши предки вышли на открытое пространство. Обезьяне, чтобы передвигаться в лесу, нужны все четыре лапы и цепкий хвост, а нашим предкам хвост уже был не нужен. Куда важнее в степи далеко видеть. И вот наши предки встали на задние лапы. Видеть они смогли дальше, к тому же передние лапы у них освободились. А теперь смотри…
Ричард снова включил экран.
Картина на нем изменилась. Широко раскинулась саванна, поросшая высокой травой. Недалеко от Пашки, раздвигая высокую траву, шли три существа, похожие на обезьян, но все же не обезьяны. Причем отличались они от обезьян не столько видом, как повадками.
Они шли согнувшись, руки их, скрытые травой, наверное, почти касались земли, но все же существа не опускались на четыре конечности — они уже привыкли ходить как люди.
Вдруг все трое замерли — впереди, метрах в двадцати, на большой валун опустилась птица, похожая на голубя, и принялась вертеть головой.
— Далеко, — сказал Пашка. — Не допрыгнут.
Одно из существ подняло лапу с зажатым в пальцах камнем. Ловко и с силой обезьяночеловек кинул камень, и птица упала. Заверещав, предки кинулись к ней.
— Ты недооцениваешь своего дедушку, Паша, — заметил Ричард.
Пашка, конечно, шутку понял, но сделал вид, что не понял, и сказал:
— Мой дедушка был путешественником и никогда не выходил из дома без очков.
«Останки таких отдаленных предков людей, называемых гоминидами, найдены во множестве, — произнес голос за кадром: диктор тем временем продолжал объяснять Пашке то, что происходит на экране, словно Пашка и сам этого не видел. — Но чаще всего они встречаются в Африке. Африку считают колыбелью человечества».
Диктор рассказывал о том, какие экспедиции там работали, как были найдены кости этих гоминидов. Сначала Пашка заинтересовался, но, честно говоря, скоро заскучал и лишь покорно ждал, когда же кончится теория и можно будет перейти к практике.
Видно, он был не первым практикантом у Ричарда. Тот заметил, что Пашка отвлекся, и спросил:
— Может, сделаем перерыв, и ты немножко погуляешь?
Пашке стало стыдно, что он ведет себя как ребенок. Он сразу сосредоточился и попросил Ричарда рассказывать дальше.
— И тут наступил ледниковый период, — сказал Ричард таким голосом, что Пашке даже стало зябко. — Что ты знаешь о ледниковом периоде?
— Тогда везде были ледники, а между ними ходили мамонты, — ответил Пашка.
— Абсолютно не научный ответ! — возмутился Ричард. — Если бы я ничего не знал о ледниковых периодах, то из твоего ответа ничего и не узнал бы. Смотри и слушай.
В кабинете стало темно и очень холодно. На экране ветер гнул верхушки деревьев и прижимал к земле траву на полянах.
«В истории Земли бывали времена, когда она получала меньше света и тепла от Солнца, чем обычно, — произнес голос диктора. — Так случалось после грандиозного извержения вулкана или падения гигантского метеорита. Если лето выдавалось холодное, то снег на севере и в горах не успевал растаять. Год за годом он накапливался там, превращаясь в лед. Широкие мощные ледяные реки сползали в долины. И чем больше становилось льда, тем холоднее было на Земле. Вода на Земле находится большей частью в океанах. Из океанов она испаряется и потом выпадает в виде дождя и снега. Но в ледниках, покрывших все горы и территории нынешней Сибири, Норвегии, Канады, скопилось столько воды, что океаны обмелели, отступили от берегов, и на Земле стало не только холоднее, но и куда суше. Многие животные и растения, которые привыкли к теплому и влажному климату, погибли. А их место заняли те их родственники, которые смогли пережить морозы и засуху».
Теперь вместо саванны вокруг расстилалась скучная равнина, поросшая мхом и кустарником, лишь кое-где поднимались елки и березы. Вдалеке тянулись цепочкой мамонты — большие волосатые слоны с длинными, завернутыми в кольцо бивнями.
«С каждым годом климат становился все более суровым», — продолжал диктор.
Пашка снова увидел своих предков. За миллион лет они изменились. Они все еще были сутулыми, руки по-прежнему доставали до земли, тела покрыты шерстью, лобики маленькие, покатые — такими предками трудно гордиться. Но обезьянами их тоже никак не назовешь. К тому же они обзавелись дубинками.
Пашка к ним потихоньку привыкал. Ведь если родителей не выбирают, то прабабушек и прадедушек — тем более.
— Обрати внимание, Паша, — сказал Ричард, — наши предки отличаются от всех животных… Чем?
— Они ходят на двух ногах.
— Это мы уже видели. Чем еще?
— Не знаю.
— У кого самая длинная морда? — спросил Ричард. И тут же сам ответил: — У крокодила. Потому что он ловит добычу зубами. У волка и собаки тоже длинные морды. А вот у обезьяны, которая всеядна, морда куда короче. Человеку, как только у него появились настоящие руки, уже не было нужды хватать добычу зубами. И морда превратилась в лицо. И глаза теперь смотрят вперед, а не по сторонам.
— Может, это и важно, — не стал спорить Пашка, — но я не понимаю, зачем мне все это знать?
— Потому что знать — интересно! Все великие открытия и изобретения были сделаны потому, что ученым и инженерам интересно заниматься своим делом.
— Сдаюсь, — сказал Пашка. — Сдаюсь. Хоть я и не ученый.
— Я скоро закончу, — пообещал Ричард. — Мы подходим к нашим дням. Предки людей встали на ноги, взяли в руки оружие и вышли в степь. Затем началось потепление, ледники постепенно отступили, и Европа освободилась ото льда. Первобытные люди заселили Европу. И мы с тобой подошли к главной тайне ледниковой эпохи. Пока что ее не смог разгадать ни один путешественник.
— Вы не смогли, а на меня надеетесь?
— Ты везучий, Паша. Об этом все знают.
— Тогда расскажи мне об этой тайне.
Ричард вновь включил экран.
Снова появилась степь, правда, деревьев стало побольше, чем раньше, выросла трава, ее щипали антилопы и козы. Справа, на склонах холма, темнел сосновый лес.
— Как у нас, — заметил Пашка.
— Вот сюда ты отправляешься, — сказал Ричард. — Выслушай мое последнее сказание, и я не буду больше мучить тебя теорией. Ты отправляешься на тридцать тысяч лет назад. Не так уж далеко, по меркам истории Земли. Похожие на обезьян предки человека уже вымерли, уступив место более приспособленным к новой жизни существам. Их мы можем называть людьми. А вообще один из видов первобытных людей назывался неандертальцами. Посмотри на них. Скоро ты увидишь их воочию.
Пашка разглядывал семью неандертальцев. Пожалуй, они больше походили все-таки на здоровенных обезьян, чем, например, на Пашку. Тела их полностью, за исключением лиц, покрывала короткая шерсть, а лица были страшноватыми — убегающий лоб, скошенный подбородок, глаза прячутся в глубоких ямах под бровями. Видно, что эти неандертальцы были сильными невероятно. Но ума у них — ни на грош.
Так Пашка и заявил Ричарду. На что Ричард ответил ему:
— Эти люди и есть одна из самых удивительных загадок земной истории.
— Не похоже.
— Никто не знает, откуда они пришли. Но точно известно, что неандертальцы не хуже нас ходили на двух ногах, наверняка умели говорить, пользовались каменными и костяными орудиями и почти ничем, кроме внешности, не отличались от кроманьонцев.
— Ричард! — взмолился Пашка. — Перестань пичкать меня умными словами. Ведь я не энциклопедия и даже не отличник! И вообще, пускай вместо меня поедет Аркаша Сапожков — у него замечательная память — или Алиса Селезнева, она отличница.
— Как мне не хочется верить, что ты такой безнадежный! — засмеялся Ричард. — Сделай над собой усилие и запомни: тридцать тысяч лет назад на Земле обитали два типа людей. Одни из них назывались неандертальцами. Ты их видел. Может, они кое в чем похожи на горилл, но во всем остальном они уже настоящие люди. Неандертальцы самое тяжелое время прожили неподалеку от края ледников, научились шить себе одежду из звериных шкур и даже придумали великое изобретение — одеяло.
Только тут Пашка сообразил, что неандертальцы на экране одеты! «Одежда» их была сделана из шкур, настолько старых и вытертых, что Пашка сначала принял эту «одежду» за собственную шерсть неандертальцев.
— Расскажи о втором типе людей, — попросил Пашка.
— Сейчас ты их увидишь.
На экране появился вход в пещеру. Перед пещерой стояли и сидели самые обыкновенные люди, которые, казалось, просто оделись, как дикари, собираясь на маскарад.
— Вот это кроманьонцы, — пояснил Ричард. — Названия «неандертальцы» и «кроманьонцы» происходят от названия мест, где впервые откопали их кости.
— Все просто и не очень интересно, — сказал Пашка. — Одних нашли в деревне Кроманьонке, а других в Неандерталке.
— Не совсем так, — возразил Ричард. — Неандерталь — это долина в Германии, а Кро-Маньон — название пещеры на юге Франции.
— Нелегко запомнить. Жалко, что их нашли не у нас.
— Кроманьонцы — наши прямые предки, — сказал Ричард. — Их принято называть троглодитами, то есть обитателями пещер.
— Ладно, — сказал Пашка, — на это я согласен. А в чем тайна?
— Тайна заключается в том, что неандертальцы вскоре исчезли. Без следа. И никто не знает, куда они делись.
— Как так «делись»? В смысле, они не дожили до наших дней?
— Нет, все сложнее. Археологи отыскали множество мест стоянок неандертальцев и много о них знают: как они охотились, как жили, как защищались от холода. Известно, что неандертальцы населяли равнины по всей Европе, но за пределы этих равнин не выходили. В Африке их никогда не было. И так продолжалось несколько тысяч лет. Затем археологи заметили, что в Европе появились кроманьонцы. А мы с тобой знаем, что это первобытные люди, которые ничем от нас не отличаются — высокие, стройные, красивые. Они появились в Африке и смогли перейти из Африки в Европу. Неандертальцы в течение долгого времени жили рядом с кроманьонцами, но с ними не смешивались. И вдруг, тридцать тысяч лет назад, неандертальцы исчезли. С тех пор и по сей день археологи не нашли ни одного жилища неандертальцев, ни одного их кладбища, ни одного орудия, сделанного ними. Были люди, многочисленный по тем временам народ, и вдруг исчезли.
— Любопытно, — сказал Пашка. — И что же думает наука?
— У науки есть целый ряд гипотез. Но все-таки большинство ученых думают, что виноваты кроманьонцы. Может быть, они воевали с неандертальцами, чтобы захватить места хорошей охоты, ведь в ледниковый период всем пищи не хватало. Может, кроманьонцы перебили мамонтов и других животных, которыми питались неандертальцы, и те постепенно вымерли от голода, но как это произошло — мы не знаем. Не удалось об этом узнать и нашим сотрудникам. Ведь речь идет о целом континенте и тысячах лет. Попробуй отыщи последнего неандертальца!
— А может, они где-то спрятались? — спросил Пашка. — Как снежные люди?
— Мне приходилось читать, что снежные люди, которых долго искали, но так и не нашли, были последними неандертальцами. Так что, Паша, если тебе удастся узнать что-нибудь новое о тайне неандертальцев, пожалуйста, сними об этом фильм, а потом прочтешь доклад в Академии наук.
— Ну и шутки у тебя! — сказал Пашка и засмеялся. Но подумал: а славно было бы подняться на трибуну в Академии наук и рассказать великим академикам, что именно он, школьник Гераскин, разгадал одну из самых главных тайн человечества. Пускай удивляются и трясут белыми бородами.
Ричард поднялся и сказал:
— Иди отдохни, поиграй в футбол.
— Я фехтовальщик, — сказал Пашка. — Мне этот спорт больше по душе. И еще я занимаюсь стрельбой из лука.
— Ясно, мой рыцарь. Но не забудь, что за завтрашний день ты должен будешь дома просмотреть все материалы по животным первобытной эпохи. Ты должен уметь их распознавать и знать, кого опасаться, а на кого можно не обращать внимания. Динозавров там не будет — они давно вымерли.
— Я знаю. Там будут мамонты.
— И другие слоны.
— Мамонты и есть другие слоны.
— Не будь упрямцем, — сказал Ричард. — В ледниковый период на Земле существовало несколько видов слонов — все они сильно отличались от современных и друг от друга. Иди-иди, поработай.
Нельзя сказать, что Пашка устал от теории. Кое-что ему было интересно, а кое-что не очень. Но он понимал, что человеку не вредно знать, как и от кого он произошел.
А вот история с загадочным исчезновением неандертальцев его заинтересовала куда больше. Ничего себе, думал он, живут на Земле, например, русские и англичане. И вдруг через сто тысяч лет выясняется, что все англичане куда-то делись. Или русские. Но ведь это целые народы!
Может, случилась эпидемия? Какая-нибудь страшная болезнь, вирус которой нападал только на неандертальцев? Надо будет об этом хорошенько подумать.
Глава третья
НЕАНДЕРТАЛЬЦЫ В БАССЕЙНЕ
Пашка забежал домой, перекусил и решил сначала заглянуть в бассейн. Когда у человека устает голова, нужно срочно укрепить тело, как говорил его знакомый пират Весельчак У. Пашке и его подруге Алисе Селезневой удалось побывать в самых различных краях Галактики и встретиться с настоящими космическими пиратами. Конечно, с пиратами Пашка не дружил — какая дружба у московского школьника с пенителями космических трасс, бессовестными грабителями и обманщиками? Но с некоторыми из пиратов Пашка был хорошо знаком — надо же знать своего врага. Он даже недолго дружил с их Королевой. Но это все дела давно прошедших дней, когда Пашка еще был маленьким и учился в четвертом классе. Сейчас он уже пятиклассник, человек серьезный и готовится к самостоятельной научной экспедиции в ледниковый период.
В разгар дня в бассейне почти никого не было. Пашка разделся, принял душ, потом взобрался на трехметровый трамплин и прыгнул в воду. Вода была хрустально-голубой и прохладной. Пашка медленно всплывал на поверхность и думал, что жизнь в принципе складывается удачно. И если удастся найти неандертальца — тогда считай, что первый шаг к всемирной славе сделан.
Пашка вынырнул, протер глаза, открыл их и увидел, что в трех метрах от него не спеша плывет самый настоящий неандерталец.
— Вот это да! — сказал Пашка и от неожиданности опять нырнул.
Под водой он открыл глаза — Пашка умел смотреть под водой — и увидел, что совсем неподалеку от него медленно движутся чьи-то мохнатые ноги.
Вы подумайте! Только что Пашка гулял по улице и рассуждал о том, когда и от чего вымерли неандертальцы, и тут же встречает неандертальца — нет, не в лесу, не в горах, а в бассейне «Чайка»!
Когда Пашка вынырнул вновь, неандерталец уже отплыл в сторону. Он смотрел на Пашку и улыбался. А улыбка у неандертальцев — зрелище не для слабонервных. Такой рот и такие зубы открываются вашему взору, что хочется бежать без оглядки.
Конечно, Пашка не убежал и даже нырять снова не стал. Он тоже улыбнулся неандертальцу. Они как бы стояли в воде, поводя руками по поверхности. Только у Пашки руки обыкновенные и не толстые, а у неандертальца руки вообще трудно назвать руками, настолько они мускулистые и волосатые. То ли руки, то ли лапы медведя.
— Вы любите плавать? — спросил неандерталец по-русски, но с акцентом.
— Я люблю плавать, — ответил Пашка, почему-то тоже с акцентом.
— Плавать укрепляет здоровье, — сказал неандерталец.
«Как он попал в бассейн? — думал Пашка. — Может, он скрывается в лесах, а сюда пробирается по ночам искупаться?»
— А вы давно плаваете? — спросил Пашка, прикидывая, далеко ли от него лесенка, чтобы в случае опасности выскочить из бассейна.
— Меня зовут Клык, — сказал неандерталец. Конечно же он не хотел отвечать на Пашкин вопрос. — А тебя?
— Меня зовут Павел. — Тут Пашка набрался смелости и спросил: — Скажите, пожалуйста, вы случайно не неандерталец?
— А как ты догадался, человеческий детеныш?
— Ну, как вам сказать… — Только бы не обидеть его, а то растерзает. — У вас есть некоторые особенности. Вы отличаетесь от нас.
— Я тоже это заметил, — кивнул неандерталец. — Даже не очень приятно глядеть на таких тонких и бледных людей. Я думал, что вы покрепче.
— Сходите на соревнования по борьбе, — посоветовал Пашка. — Там вы встретите очень похожих на вас людей. Они так и называются — борцы.
— Ах, как жаль, что нет записная книжка, — сказал неандерталец. — Я хотел бы с вами общаться. Вы знаете много полезных вещей. Вы есть умный мальчик.
— А где вы обычно живете? — спросил Пашка. Он был на грани великого открытия: неандертальцы не вымерли!
— Обычно я живу дома, — сказал неандерталец. — Но моя дочь хочет найти друга по переписке. Вы хотите переписываться с моей дочерью?
— Разумеется! — Добыча сама шла в руки Пашке. — Я буду рад, если вы дадите свой адрес.
«Они уже писать научились! — отметил он про себя. — Нет, мы просто обязаны найти их и помочь стать нормальными людьми. А то на что это похоже — взрослый неандерталец так боится за свою жизнь, что вынужден скрываться в бассейне!»
Пашка поплыл к бортику бассейна. Неандерталец тоже. Стилей неандерталец не знал, молотил по воде лапами, как собака.
Они уже были у самого бортика, как из-за вышки для прыжков выглянул другой неандерталец.
— Престо-престо, — заговорил он по-неандертальски. — Грандом чеки-чеки замминистра!
— Каррамба! — воскликнул неандерталец, вероятно употребив доисторическое ругательное слово, и мгновенно выскочил из воды. Вода стекала с его шкуры, и было видно, какие у него могучие мышцы. Наверное, второй неандерталец предупредил его о какой-то опасности, потому что оба они поспешно скрылись в раздевалке.
Конечно, Пашка мог бы их догнать и записать адрес. Но это было рискованно. На суше неандертальцы очень опасны. Придется следить за ними издали.
В раздевалке Пашка неандертальцев не увидел. Он одевался быстро и все время оглядывался. Понятно же — они могут его подстерегать. Пашка не трус, но он представил себе, что если его знакомый неандерталец сознается, что хотел дать адрес человеческому детенышу, то второй ответит на это: «Дурак, надо немедленно ликвидировать свидетеля. Где этот детеныш? Давай-ка быстренько его придушим!»
Эта картина так живо нарисовалась в Пашкином воображении, что он мгновенно оделся и помчался на улицу. Там дула поземка, сыпал колючий снег. Пашка укрылся в кустах, что росли вдоль тротуара, и тут увидел, как из-за угла бассейна выскочила низкая черная машина и, чуть приподнявшись на воздушной подушке, помчалась прочь. Пашке показалось, что за темным стеклом он различил лицо неандертальца. Более того, тот явно пытался что-то сказать ему — может, даже просил о помощи. Но что мог Пашка поделать? Пока он вглядывался в стекло, машина умчалась, и Пашка даже не успел запомнить номера.
Все ясно: неандертальца похитили.
Тайна принимала зловещий оборот.
Пашка тут же набрал номер Ричарда, но того не было в институте. К тому же он снял браслет связи, чтобы не отвлекаться понапрасну. Так иногда делали люди, которым надоедало говорить по видео.
Кому сообщить? Куда бежать? Может, неандертальцев похитили международные преступники? Но зачем? И главное — где неандертальцы скрывались все эти тысячелетия?
Возбужденный и раскрасневшийся Пашка примчался к своему другу Аркаше Сапожкову.
Аркаша слушал его невнимательно. Он был занят сборами. Он тоже собирался на историческую практику. С точки зрения Аркаши Сапожкова, тайна, которую ему следовало разгадать, была куда серьезнее и важнее, чем тайна Пашки. Ему предстояло узнать, когда вымерли динозавры и почему они исчезли с лица Земли. Задача была похожа на ту, которую будет решать Пашка, только ответ на нее, наверное, связан с космической катастрофой.
Пашке отправляться завтра. Аркаше — сегодня. Пашка еще только учит теорию, причем кое-как. Например, фильмы про животных ледникового периода и смотреть не начинал. А Аркаша, в отличие от него, уже прочел все что можно, просмотрел все, что есть на свете на эту тему, и знает о динозаврах больше любого ученого — такой у Аркаши характер.
Если на уроке математики надо решить задачу, в которой в бассейн по одной трубе вливалась вода, а по другой выливалась, то можете быть уверены, что Аркаша заодно вычислит состав воды, узнает, из чего сделан бассейн, какая погода стояла в тот день, и в результате решит задачу совершенно неожиданно даже для самого учителя. Поэтому далеко не все учителя любят Аркашу — слишком уж он дотошный и любознательный.
Хоть Аркаша очень спешил (у него оставалось полтора часа до отлета в меловой период), ради Пашки он отложил все свои дела и, подключившись к памяти компьютера, через три минуты узнал о неандертальцах все, что известно науке. Пашка так учиться не любил — в тебя впихивают знания, взятые неизвестно откуда. Лучше просмотреть фильм и истратить на него два часа, чем за три минуты получить информацию из памяти компьютера прямо в собственную память.
— Все ясно, — сказал наконец Аркаша. — Это не неандертальцы.
— А кто же?
— Среди людей иногда встречаются такие типы, — сообщил Аркаша, — обросшие волосами, низколобые, могучие. Это самые обыкновенные люди, а не неандертальцы. Просто им не повезло с внешностью.
— Но они говорили на непонятном языке!
— Значит, они живут в Австралии, — сказал Аркаша. — Не выдумывай тайну там, где ее нет.
— А почему они умчались на черной машине? — спросил Пашка.
— Во-первых, они спешили. А во-вторых, это были не они, — сказал Аркаша. — И будь другом, оставь меня в покое. Я могу опоздать, и сеанс начнется без меня.
— Желаю тебе счастья среди динозавров, — сказал Пашка.
— А я тебе желаю разгадать тайну неандертальцев, — ответил Аркаша, и они попрощались.
Пашка отправился домой.
Он шел пешком и думал. Конечно, Аркаша — человек умный, но Пашка ему не до конца поверил. Тайну неандертальцев так легко не разгадать. И вряд ли Пашка спутал неандертальца с обычным, но только волосатым и не очень красивым человеком. Можно спутать одного, но их было двое!
Ладно, завтра он поговорит об этом с Ричардом. А пока надо идти домой и изучать ископаемых зверей. Иначе Ричард его в прошлое не пустит.
Пашка, хоть и устал за день, заснул не сразу. Спал он тревожно, часто просыпался, и ему все мерещились неандертальцы, которые с дубинками гонялись за ним по Гоголевскому бульвару.
С утра Пашка уселся за изучение зверей, которые водились на Земле в ледниковый период. Он понимал, что знать о них нужно — иначе какой он исследователь? Да и охотник, который не знает, на кого охотится, — человек легкомысленный, и любой крокодил имеет право его съесть.
Как Пашка понял из фильма, животных в ледниковый период было немного, куда меньше, чем в более древние эпохи. Да это и понятно — ведь они привыкли жить в теплых краях. Когда стало сухо и холодно, их шкуры оказались недостаточно теплыми, а их обычная пища — бананы или финики — исчезла. Вместо этого вокруг росли елки и березки, а под ногами — мох и белые грибы. Далеко не каждому бегемоту такое по нраву.
Многие животные не выдержали таких испытаний и вымерли, другие сумели приспособиться к новой пище и суровому климату. Как и люди.
Лучше всех приспособился к суровой жизни полярный слон, которого мы все знаем под именем мамонт.
Пашка не мог не любоваться им на экране, где в степи под редким снежком паслось стадо мамонтов, совершенно не обращавших внимания на холод и ветер.
И было понятно, почему мамонту ничего не страшно.
У мамонтов совершенно особенная шерсть, объяснил диктор Пашке. Она не такая, как у собак или медведей. Тело мамонта защищено очень толстым слоем жира, который, как шуба, согревает тело, шкура же покрыта густой и не очень длинной шерстью. А на шкуре растут волосы. Это очень длинные и толстые волосы, и больше всего они похожи на крысиные хвосты. Может, и не очень красивое сравнение, зато точное. Сквозь такую преграду ни один мороз не пробьется. И потому мамонты жили возле ледников, им достаточно было самой простой и грубой пищи, а морозы, от которых другие звери погибали, им были совершенно не страшны.
Мамонт мог есть мох, тундровую траву, кусты, побеги деревьев — все, что было хоть чуть-чуть съедобным.
Мамонты отличались от всех остальных слонов своими бивнями — ни у кого не было таких потрясающе красивых бивней. Правда, пользы они приносили немного. Такими гигантскими бивнями-кольцами можно гордиться и толкаться. Ничего больше ими не сделаешь.
У мамонтов было по четыре пальца на ногах, зато подошвы были широкими настолько, что мамонт мог спокойно идти по зыбкому болоту и не проваливаться.
Мамонтов в тундре было очень много. Раньше в Сибири специально собирали их бивни и вырезали из них шары для бильярда, шахматы и другие вещи. Мамонтовая кость считалась обычным и дешевым товаром — она заменяла пластмассу. Говорят, что в течение девятнадцатого века из Сибири вывезли больше пятидесяти тысяч бивней.
Многие думают, объяснил диктор, что раньше были мамонты, а потом от них произошли слоны. Ничего подобного. Пород у слонов было множество — как теперь у собак. Самый известный из современников мамонта назывался мастодонтом. И если мамонт питался в основном травой, то мастодонт, тоже покрытый шерстью, имел особенные зубы, приспособленные для того, чтобы пережевывать ветки деревьев. Поэтому мамонты жили в тундре и степи, а мастодонты — в лесу.
Пашка увидел мастодонта. Он был похож на мамонта, только пониже ростом, шерсть покороче, а бивни торчат вперед.
Глядя на экран, где одни животные сменялись другими, Пашка все никак не мог отделаться от мысли: откуда в Москве в двадцать первом веке появились неандертальцы? И никакой ошибки быть не могло — ведь неандерталец признался, что он неандерталец.
— Паша, не забывай, что ты меня смотришь, — попросил его компьютер.
— Отстань, — сказал Пашка, но снова стал смотреть на экран.
Там показывали тундру, где паслись северные олени, точно такие же, какие пасутся там сегодня.
Но тут компьютер, чтобы развлечь Пашку, изобразил его рядом с оленем. Для масштаба. Олень оказался маленьким, чуть больше овчарки. Пашка на экране стал гладить оленя, потом почесал его между рогами, а Пашка в комнате сказал:
— Прекрати этот детский сад. Мы занимаемся наукой.
Компьютер промолчал, но изображение Пашки с экрана исчезло.
Пашка увидел еще некоторых животных тундры. Вот возле края ледника пасутся мускусные быки — у них шерсть свисает до земли. Вот промчались козы — тоже защищенные от морозов длинной шерстью.
Это был зимний мир — все знали о холодах и старались к ним приготовиться. Только у человека уже не было шерсти, поэтому ему приходилось прятаться в пещерах и разводить костры.
Затем глаз камеры переместился в лес — осенний, холодный, дождливый, потому что конец ледника был отсюда недалеко. В том лесу росли обычные деревья — березки, осины, елки, не очень высокие, чахлые. На земле мох. И вот тут Пашка впервые увидел одного из хозяев этого леса — пещерного медведя.
Почти черный, с длинной шерстью, которая на холке стояла дыбом, он был похож на обыкновенного, только одетого в очень теплую шубу мишку, у которого, однако, морда оказалась куда злее и зубастее, чем у его бурого собрата.
Медведь стоял на берегу лесной речки и смотрел с интересом, как гигантские, размером с бегемотов, бобры строят плотину. Может, медведь хотел порыбачить, но бобры попросили его не мутить воду. Из леса выглянул волк, но медведь рявкнул на него, и волк убрался восвояси.
И тут Пашка увидел животное, какого раньше ему видеть вроде бы не приходилось. И только когда компьютер объяснил, что это первобытный ленивец, может быть, даже один из последних ленивцев, живших когда-то на территории нашей страны, Пашка догадался, что видел в зоопарке его небольшого современного собрата. Головка у ленивца была маленькая, похожая на головку младенца, шерсть бесконечной длины свисала, как зеленоватые водоросли, лапы были огромными, когтистыми, хотя когти ленивцу, который питается листвой, нужны, только чтобы удерживаться на деревьях.
Медленно-медленно, словно во сне, ленивец спускался с дерева. И вдруг замер.
Пашка понял почему: на берег реки вышел хозяин тех мест — саблезубый тигр, самый страшный хищник ледникового периода.
Конечно, саблезубый тигр принадлежал к кошачьей породе, но Пашке не хотелось обижать кошек и тигров — чудовище походило на тигров только своими черными и желтыми полосами. В остальном это была страшная машина, готовая убить любого, кто станет у нее на пути. Даже когда его пасть была закрыта, из нее торчали желтоватые кинжалы — клыки! А уж заглядывать в его беспощадные желтые глаза никому не хотелось.
Не заметив тигра, к реке вышел благородный олень. Пашка даже ахнул, увидев такую красоту.
От копыт до конца рогов олень достигал трех метров и по росту мог сравниться с мамонтом. Но главное — рога! Такие могучие, ветвистые и раскидистые, что было даже странно, как олень удерживает их на голове. Компьютер объяснил Пашке, что в размахе рога достигают четырех метров.
Тигр медленно повернул голову, посмотрел на оленя и, когда тот спустился к воде, присел, прижался к земле — лишь кончик хвоста отбивал бесшумно дробь по траве. Остальные звери, даже медведь и мамонт, в ужасе замерли. Тигр распрямился, как пружина, и взлетел в воздух. Всем весом своего тела он, словно пушечное ядро, ударил по оленю, и тот, от неожиданности не удержавшись на ногах, упал в воду.
Это его и погубило. Потому что, пока олень пытался выбраться на берег, чтобы встретить нападавшего рогами, тигр перегрыз ему горло.
Зрелище было таким страшным, что все звери разбежались, а бобры нырнули в воду.
Пашка выключил экран.
Хоть он был ученым и ничего не боялся, есть вещи, на которые даже ученому смотреть не хочется.
Прежде чем отправиться в Институт времени, Пашка прокрутил на экране кадры про птиц и насекомых ледникового периода. Среди них встречались гиганты — пауки и скорпионы. Но компьютер сказал, что они скоро вымрут, так как остались от прежних, более теплых и влажных времен. Это Пашку не утешило, потому что ему-то положено отправляться во времена, где они еще не вымерли.
В заключение компьютер честно предупредил, что самый страшный зверь в ледниковом периоде — это комар, мошка, гнус. Их там тучи! Правда, если Пашка попадет в лес осенью, комаров будет меньше, потому что они совершенно не выносят заморозков.
— И все-таки попроси в институте, — посоветовал компьютер, — чтобы тебя окунули в антикомариный раствор — как Иванушку в кипящий котел. И ты выйдешь из него добрым молодцем.
Пошутив так, компьютер расхохотался. Хохотал он беззвучно, подмигивая лампочками.
— Спасибо, — сказал Пашка, который не очень любил, когда компьютеры шутят. Компьютеры знают, что шутить надо, что все люди умеют это делать, значит, и компьютеру надо уметь шутить. Но хотя они давно обошли людей и не только считают, но и думают быстрее самого умного человека, до чувств они не добрались — чувства остались только для людей. И как ни стараются компьютеры приблизиться к людям по этой части, пока им это не удается.
Глава четвертая
ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ
Ричард ждал Пашку.
— Дома со всеми попрощался? — спросил он.
— Мама дала мне с собой свитер.
— Придется оставить здесь, — сказал Ричард.
— Неужели я не понимаю, что в ледниковой эпохе еще никто не умел вязать?! — воскликнул Пашка. — Я и маме это сказал, а она ответила: «Я все понимаю, но возьми на всякий случай». Разве родителей переделаешь?
— Отлично, — сказал Ричард. — Родителей не выбирают. Но мы с тобой сейчас займемся выбором.
— Я тебя не понял.
— С сегодняшнего дня у тебя будут приемные родители — небольшое племя кроманьонцев, живущее в пещере на берегу реки, которую через много тысячелетий назовут Неглинкой.
— Кроманьонцев? — удивился Пашка. — А я думал, что мы разгадываем тайну неандертальцев.
— Как же ты ее разгадаешь, друг мой, если я не могу поселить тебя к неандертальцам? Они сразу догадаются, что ты чужой, и сделают из тебя котлеты.
— А с чего бы кроманьонцам думать, что я свой?
— Потому что ты типичный кроманьонец. Мы скажем, что ты потерялся в лесу, твоих родителей растерзал саблезубый тигр.
— И бабушку тоже?
— Какую еще бабушку? — не сообразил Ричард.
— Мою бабушку, — ответил Пашка, глядя на него ясными невинными глазами.
— А почему саблезубый тигр должен есть твою бабушку?
— Вот я и удивляюсь. Саблезубому тигру никогда не съесть мою бабушку.
Ричард совсем растерялся и только молча смотрел на Пашку. Тогда Пашка объяснил ему, в чем дело:
— Моя бабушка сама съест любого тигра. Она пенсионерка, но раньше работала цирковой волшебницей. Это редчайшая специальность, она выше классом, чем любой фокусник. Бабушка умела делать настоящие чудеса. До сих пор к ней приезжают ученики.
— А почему я ничего не слышал о твоей бабушке? — спросил Ричард.
— Молодой еще, — отмахнулся Пашка. — Не застал ты ее. Хотя, может, ты и видел одно из ее достижений. Это она перенесла гостиницу «Россия» на другую сторону Москвы-реки, чтобы та своим уродством не портила Кремль.
— Странно, — сказал Ричард. — А я думал, что гостиница «Россия» всегда стояла на другом берегу.
— Вот так, — вздохнул Пашка, — стараешься, делаешь, совершаешь подвиги, а через несколько лет о тебе уже забыли.
— Я обязательно проверю, — сказал Ричард. — Сегодня же погляжу в Справочной.
«Гляди-гляди, — подумал Пашка. — Ничего ты не найдешь. Все компьютеры мира сделают удивленные глаза и сообщат, что информации нет». А ведь мама сама рассказывала об этом Пашке. Она была тогда девочкой, а бабушка еще выступала на сцене. И однажды бабушка приехала в Москву, пошла гулять, с дороги провидеофонила маме и сказала, что она такого безобразия не потерпит. Кто поставил этот уродливый ящик рядом с Кремлем? Мама ответила, что это случилось давно, больше ста лет назад, когда Россией правили люди, совершенно не имевшие представления о красоте. Они были необразованные, очень нахальные и мечтали прославиться в веках. История им отомстила — никто не помнит их имен. Забыли. А бабушка тогда спросила маму: хочешь приехать посмотреть, как я наведу порядок в центре Москвы? Мама схватила флаер, прилетела, и бабушка у нее на глазах подняла в воздух гигантскую гостиницу «Россия», раздвинула на другом берегу старые дома и втиснула многоэтажную коробку — подальше с глаз долой. Потом мановением руки посадила на месте гостиницы траву и деревья. И приказала всем людям, кроме Пашкиной мамы, об этом забыть. Представляете: человек в гостинице проснулся, вышел на улицу и удивляется: вроде бы он не сюда вчера приехал. Но гостиница стоит — большая, крепкая. Махнет человек рукой и думает: наверное, я вчера очень устал. Бегут на работу официанты, дежурные, слесари, едет директор, все подъезжают к тому месту, где раньше стояла гостиница, а там травка и деревья. Но бабушка не глупая была, она всюду понаставила указатели: «В связи с ремонтом мостовой гостиница ?Россия? переносится на другой берег. Просим пользоваться мостом». Кто-то удивился, кто-то нет. А через три дня уже никто не удивлялся. Только некоторые люди из Кремля выходили на Красную площадь и думали, как хорошо и свободно смотреть в сторону реки. А раньше что-то мешало. Но что мешало — так никто и не вспомнил.
Ричард слушал, недоверчиво качая головой.
— Расскажите мне про найденыша, — попросил Пашка.
— С тобой поработают наши гримеры и костюмеры, — сказал Ричард. — Ведь ты должен быть очень диким мальчиком и не отличаться от других детей.
— Согласен.
— Ты не боишься босиком ходить?
— Еще не хватало!
— Может, ты холода боишься?
— Ричард, зачем ты все время спрашиваешь, боюсь ли я того-сего? Честно говоря, ничего я не боюсь. Иногда я сам себе удивляюсь: ну что за урод из меня вышел! Все нормальные люди чего-нибудь боятся. Темноты, кладбища, больших пауков или дождя. А мне вот не знакомо чувство страха, и все тут!
— Жаль, очень жаль, — сказал Ричард. — Если бы я знал об этом с самого начала, никогда бы тебя не взял на практику.
— Почему? Тебе больше нравятся трусы? Маменькины сыночки?
— Страх — это нормальная реакция организма на опасность. Люди, не чувствующие страха, — больные люди. Но меня успокаивает то, что ты сам себя пока плохо знаешь. И чувство страха у тебя есть, как у каждого нормального человека. Только ты еще ребенок и сам себя обманываешь.
За слово «ребенок» Пашка готов был растерзать Ричарда, но он понимал, что тот его дразнит. И решил не поддаваться.
— Значит, ты не боишься темноты? — спросил Ричард.
— Не боюсь.
— Это хорошо — в пещере нет света.
— Как так нет света? А костер?
— Вряд ли он заменит тебе свет, к которому ты привык. Так что никакого чтения перед сном!
— Я понимаю, ты шутишь! — воскликнул Пашка. — Они еще не умели читать.
— А ты и рад разучиться!
— Не исключено, — сказал Пашка. — Если я буду вести жизнь, полную приключений, на что мне чтение? Разве мне компьютера не хватит?
Ричард улыбнулся и продолжал:
— И не боишься холода?
— Можешь отправить меня на Северный полюс и там проверить.
— Отлично! Ты хорошо плаваешь?
— Как рыба.
— Другого ответа от нашего героя я и не ждал.
«Издевайся, издевайся, — повторял про себя Пашка. — Мы еще посмотрим, кто из нас прав. Когда я вернусь и покажу тебе фильм, ты на пол грохнешься от зависти. И не исключено, что мне предложат бросить школу и поступить в Институт времени старшим научным сотрудником. Я возглавлю первобытный отдел, а ты, голубчик Ричард, будешь мне подчиняться».
— С твоим доктором я разговаривал, — сказал Ричард. — Он подтвердил, что ты совершенно здоров.
— Тоже мне неожиданность! — усмехнулся Пашка.
— С родителями твоими я поговорил. Они не возражают.
Пашка насупился. Уж очень они здесь с ним возятся — как будто он в самом деле ребенок.
— Если бы ты знал, в каких я уже побывал переделках, — сказал Пашка, — то не стал бы проверять, ем я манную кашку или не ем.
— Я знаю все о твоих переделках. И надо сказать, что не всегда ты вел себя как разумный человек. Но надеюсь, ты подрос и поумнел. А теперь давай потратим с тобой еще несколько минут и познакомимся с твоей будущей семьей. С теми троглодитами, которые живут в этой пещере.
Против этого Пашка не возражал. Ему тоже было любопытно, кого он завтра увидит.
Камера глядела на лесистый склон, в котором темнел вход в пещеру. Был вечер. Теплый летний вечер.
Из пещеры тянулась струйка голубого дыма.
— У них там печка? — спросил Пашка.
— Костер.
— Я же говорил, что читать можно.
Немолодая женщина с жестким, грубым лицом вышла из пещеры. Она куталась в тигриную шкуру, которая свисала до колен.
Женщина Пашке так не понравилась, что ему даже расхотелось отправляться в прошлое.
— Мы еще не знаем, как их зовут. Мы боимся их спугнуть и снимаем издали. Но известно, что это вождь племени, ее все уважают и слушаются.
Женщина кого-то звала — до Пашки доносились неразборчивые звуки.
— Такая как найдет меня в лесу, сразу прикончит, — сказал Пашка. — Конечно, я ее не боюсь, я никого не боюсь, но все же жалко, если я погибну совсем молодым.
Снизу по склону поднялись двое мальчишек. Они тащили вдвоем длинный сук, почти бревно. Женщина показала, куда положить бревно, и обернулась к пещере. Оттуда показался мужчина с обезображенным лицом — скорее всего, догадался Пашка, он встретился на охоте с каким-нибудь чудовищем. К тому же мужчина прихрамывал. Он нес в руке овальный, заостренный с одной стороны булыжник. Подойдя к бревну, мужчина стал его изучать, ходить вокруг, примериваться. Пашке даже стало смешно.
Потом мужчина присел на корточки перед бревном и приготовился по нему ударить. Тут появились еще двое.
Первым шел здоровенный костлявый человек, который нес на спине небольшую антилопу или козу, — у нее были длинные, загнутые назад рога. Следом за ним шла молодая женщина, не с таким грубым, как у вождихи, лицом, а даже приятным, веселым.
Охотник привлек к себе всеобщее внимание. Из пещеры появились и другие члены семьи. Конечно же Пашка их не разглядел и не запомнил, но успел заметить, что детей было довольно много, вели они себя смело, сразу бросились помогать охотнику снять с плеч добычу, но вождиха, судя по всему, приказала нести антилопу в пещеру, и вскоре все скрылись там. Стало тихо, слышно было только, как поют птицы.
— Ну, не раздумал? — спросил Ричард. — Шумная семейка и довольно бесцеремонная. Еще не поздно отказаться, и мы тебя направим на практику в цивилизованные времена. Например, к Колумбу.
— При чем тут Колумб?! — рассердился Пашка. — И что ты меня все время подзуживаешь, дразнишь и даже издеваешься? И не веришь ни одному моему слову! Я сказал, что хочу снимать фильм об охотниках на мамонтов, и я это сделаю!
— Вот, наконец-то я вижу не мальчика, но мужа, — сказал Ричард. — Кто так сказал?
— Наверное, какой-нибудь рыцарь.
— Не рыцарь, а Пушкин. В драме «Борис Годунов». Пора бы тебе ее прочесть.
— Сейчас не до драм, — отрезал Пашка. — Ты забыл, что я готовлюсь к важному заданию?
— Если готовишься, — сказал Ричард, — то я умолкаю. Давай с тобой осваивать камеру, которой ты будешь пользоваться.
В тот день они с Ричардом изучали кинокамеру, которую кудесникам из института удалось очень остроумно замаскировать под небольшую кость. Эта «кость» вместо пуговицы скрепляла на плече у Пашки одежду — что-то вроде куртки без рукавов, которая доставала почти до колен. Чтобы камера заработала, достаточно было провести над ней пальцем — камера угадывала Пашку по отпечатку указательного пальца. Камера была цифровой, она передавала зашифрованное изображение в электронную память, умещавшуюся в стальной горошинке.
Во всем остальном Пашка был первобытным мальчишкой, правда, повыше своих будущих братьев, хотя, возможно, не сильнее. Ему можно было дать на год-два больше, чем сверстникам-троглодитам.
Главное отличие не в этом!
Первобытные люди жили недолго, и не только из-за того, что на них охотились хищники, что на каждом шагу их подстерегала опасность. Внутри них скрывались многочисленные враги — болезни, с которыми никто не мог бороться. Если ты выздоравливал, значит, тебе повезло. А умер — не повезло. Первобытные люди не знали колдунов и шаманов. Они только-только выбрались из животного состояния, но еще не стали настоящими людьми.
В Институте времени от Пашки многого ждали. Ведь умный ребенок увидит то, что взрослому не удастся заметить.
Самого Пашку проверили и перепроверили на компьютере, отыскивая болезни, а когда не нашли, то ввели ему столько противоядий и защитных вакцин, что у него даже голова закружилась. Пришлось сесть и минут двадцать приходить в себя.
Но Ричард был доволен:
— По крайней мере, ты можешь пить сырую воду, есть немытые фрукты, глотать сырых лягушек и горстями кидать в рот муравьев, не говоря уж о дождевых червяках…
— Ричард! — воскликнул Пашка. — Я их терпеть не могу!
— А придется. Ведь твое племя ест то, что удается отыскать или убить. Сегодня убили антилопу — несколько дней все сыты. А что, если антилопа не встретится? Придется переходить на корешки, муравьев и гусениц.
— Лучше уж поголодаю, — сказал Пашка.
— Но помни: ты как разведчик в стане врага. Никто не должен тебя заподозрить. Ты найденыш, но все равно один из них. Так что постарайся не выделяться.
— Постараюсь, — буркнул Пашка
— Последняя штука, которая тебе может пригодиться, — это кнопка тревоги. К сожалению, мы не можем наблюдать за тобой круглые сутки. Но если с тобой что-то случится — у нас зазвенит сигнал тревоги. И к тебе на помощь тут же пойдет наш сотрудник. Если необходимо, мы тебя сразу вытащим обратно. Так что не бойся…
— Я уже пять раз сказал, что ничего не боюсь!
— Ах да, конечно, а я забыл. Стареть начинаю!
Когда Пашку уже подготовили к перелету — облачили в шкуру, смазали специальным жиром волосы, чтобы от них не пахло мылом или шампунем (дикари могут заподозрить неладное), — когда все было готово, его снова отвели в медицинский кабинет. Там молчаливый старый доктор потянул Пашку за мочку уха и прижал к ямке за ухом тонкую трубочку. Трубочка вонзилась в кожу — на секунду стало больно, но Пашка выдержал это испытание.
— Все в порядке, — сказал доктор, — можете забирать вашего дикаря.
— Тронь кончиком пальца за ухом, — велел Ричард.
Пашка попробовал. Под кожей катался маленький, как зернышко черного перца, шарик.
— Теперь нажми на него. Сильнее. Вот так!
По институту прокатился тревожный звон.
— Это ты звонишь. Так что попрошу тебя, отважный воин, зря не нажимать, не пугать людей.
— Не буду, — пообещал Пашка.
— Иди посмотрись в зеркало и запомни, что теперь ты не скоро себя снова увидишь — только если будешь глядеться в пруд. Две недели ты проведешь на свежем воздухе.
Пашка подошел к зеркалу.
Он не был готов увидеть такого отвратительного, грязного, лохматого дикареныша, и ему потребовалось, наверное, с полминуты, прежде чем он узнал самого себя.
— Да, изобразили вы меня… — пробормотал он недовольно.
— Я тебя понимаю, — согласился с ним Ричард. — Каждому хочется выглядеть героем или хотя бы молодцом. Но не всякому это дано. Так что придется потерпеть. Но как только станет совсем тяжко и захочется домой, к бабушке, сразу жми на кнопочку — появится добрый дядя и отведет тебя обратно.
Ричард опять дразнил, опять старался вывести Пашку из себя, опять испытывал, крепкие ли у него нервы.
Пашка все понял, мысленно усмехнулся и отвернулся от Ричарда.
Зажегся яркий свет, защелкали камеры.
— Потерпи еще пять минут, — сказал Ричард. — Сейчас проверят все системы и запечатлеют тебя перед отправкой в далекое путешествие.
— Я жду, — кивнул Пашка.
Через пять минут свет погас, стало полутемно.
Ричард протянул Пашке руку и сказал:
— Ну что ж, желаю тебе счастливого пути. Временная кабина в соседней комнате. Сейчас мы туда с тобой пойдем.
Пашка первым вошел в круглый зал, где на возвышении стояла небольшая, прозрачная, круглая кабина размером со старинную телефонную будку. Внутри, на столбике, размещался пульт с кнопками.
— Машина работает на автоматике, — сообщил Ричард. — Смело нажимай зеленую кнопку.
Пашка нажал на кнопку, под которой было написано: «Пуск».
Раздалось жужжание, все заволокло туманом, и вскоре зал исчез.
Пашка на секунду потерял сознание, но тут же пришел в себя и огляделся.
Теперь темнота была другой. Другим был и воздух. Пашка вспомнил: кабина спрятана в пещере, из которой трудно выбраться. Но ему объяснили, как найти нужный ход.
Пашка закрыл машину времени и пошел по туннелю.
Глава пятая
ВЕЗУНЧИК
Здесь, в первобытной древности, было раннее утро, и птицы пели точно так же, как и в двадцать первом веке, хотя Пашка никогда специально птицами не интересовался.
Он выбрался из пещеры и остановился. Ричард предупредил его, что лесная тишина обманчива. В лесу водятся не только птички, но и любители полакомиться человеческими детенышами. И хотя Пашка тогда отмахнулся, потому что чувство страха ему неведомо, он не мог не признать, что осторожность — обязательное качество любого охотника.
Надо было сделать ровно двести шагов, чтобы выйти на тропинку.
Пашка прошел шагов пятьдесят и вдруг почувствовал, что в лесу стало совсем тихо. Слишком тихо. Даже птицы замолчали.
Пашка остановился. Разумеется, он не испугался. Он только подумал, не возвратиться ли в пещеру к машине времени, а то придется сражаться с каким-нибудь чудовищем, вот и эксперимент сорвется. Ричард будет недоволен: тебя послали снимать кино, а ты победил какого-то там дракона!
Пашке не дали никакого настоящего оружия — сказали, что мальчишке нечего делать в древности с пистолетом или даже саблей, которых еще не придумали, а миниатюрного оружия, допустим бомбомета или лазерного генератора, который умещается под ногтем, в Институте времени не нашлось.
— Мы никому не даем оружия, — сказал Ричард, — чтобы не было соблазна. Если на стене висит ружье, оно обязательно когда-нибудь выстрелит. А одного выстрела достаточно, чтобы погубить множество людей и свести на нет все наши усилия.
Так что безоружный Пашка стоял посреди леса и прислушивался к шорохам, как заяц, который поднялся столбиком и шевелит ушами.
Пошли дальше, уговаривал себя Пашка. Осталось сто пятьдесят шагов. Там будет тропинка, она ведет прямо к пещере. По этой тропинке все время ходят люди из племени. Ты ляжешь и сделаешь вид, что спишь.
Спящих никто не боится. Тебя найдут и разбудят. Единственная трудность — придется потерпеть комаров, которых в лесу немало.
И вот теперь комары, увидев, что посреди леса стоит незнакомый мальчик и вертит головой, поняли, что к ним пришел завтрак. Да еще такой вкусненький, свеженький, нежненький! И они кинулись на Пашку, как свирепые гиены.
Конечно, они оказались куда злее, чем наши родные, цивилизованные насекомые.
Пашка стал отмахиваться от них и тут услышал, как что-то тяжело упало на землю. Потом ветви большого куста, который рос шагах в двадцати от Пашки, зашевелились и медленно-медленно начали раздвигаться.
Пашка понял, что это не случайно.
Он затаил дыхание. Он даже перестал чувствовать, как в него вонзаются комариные жала.
А в темной дыре, открывшейся в кустах, что-то сверкнуло!
Пашка понял, что оттуда на него глядят сверкающие глаза тигра, который уже изготовился к прыжку.
Тут уж некогда размышлять, боишься ты кого-нибудь или никого не боишься. Остается только одно — мчаться куда-нибудь со всех ног.
И Пашка помчался.
Он не мог вернуться в пещеру, где стояла машина времени, потому что путь назад был отрезан хищным чудовищем. И поэтому бежал вперед.
Он не обращал внимания на сучья и камни под ногами, на ветви, хлеставшие по лицу. Ему хотелось закричать: «Мама!» — но голос его не слушался. Ему уже казалось, что сзади трещат сучья — это преследователь настигает его…
Пашка не заметил, что уже давно бежит по тропинке.
Тропинка становилась все шире и вдруг, когда у Пашки уже не осталось никаких сил, когда легкие готовы были разорваться, он выскочил на открытую площадку над рекой и увидел вход в пещеру — ту самую, которую наблюдал на экране в Институте времени.
Перед входом в пещеру сидели дети и очищали какие-то корешки и клубни. Услышав треск кустов, они вскочили на ноги и тут обнаружили Пашку. Наверное, вид у Пашки был ужасен, потому что дети завопили в четыре голоса и кинулись в пещеру.
Навстречу им выскочила вождиха, совершенно голая — может, она еще спала, и ее разбудили вопли. За ней выбежали остальные взрослые. Они держали в руках палки и камни, готовясь защищать свой каменный дом от неведомого чудовища.
Увидев троглодитов, Пашка понял, что спасен.
Он кинулся к вождихе, которая сейчас вовсе не казалась ему такой уж страшной и жестокой, обхватил ее за талию и, задыхаясь, принялся объяснять, что там, вон там вон, оттуда вот мчится буйный пещерный тигр, поэтому он, Пашка, просит племя дать ему, Пашке, убежище и как можно скорее вернуть к маме.
Вождиха оказалась куда разумнее детей и самого Пашки. Она дала ему подзатыльник и толкнула в пещеру, объяснив при этом на своем первобытном языке, что детям на охоте делать нечего. А Пашка, хоть и не слышал в жизни первобытного языка, сразу все понял.
Он подчинился, но в глубь пещеры забегать не стал. Оставшись у входа вместе с ребятами, он принялся наблюдать, как мужчины племени во главе с вождихой, один за другим, осторожно пошли вперед по тропинке, чтобы встретить врага.
Пашке понравилось, что они такие смелые.
Когда стало тихо, а толпа у входа сильно поредела, первобытные дети хотели выйти на площадку, но старуха и девушка, которая пришла с охоты, не выпустили их.
Дети окружили Пашку. Они щупали его, касались рук и лица, удивляясь, должно быть, что он такой светлокожий и светловолосый по сравнению с ними. Наверное, они спрашивали его, откуда он появился, на что Пашка сказал парню его возраста:
— Моих родителей сожрал саблезубый тигр. Он хотел и со мной расправиться, но не удалось. Я оказался ему не по зубам.
Дети кивали, соглашаясь, хотя ничего, конечно, не понимали.
Тут послышался шум и голоса. Потом кто-то засмеялся.
«Ну и отлично, — решил Пашка, — они убили или прогнали зверя. А я выполнил первое задание Ричарда — проник в пещеру и, как настоящий шпион, внедрился в чужое племя».
Пашка настолько пришел в себя, что нажал на «косточку» — свою кинокамеру, чтобы заснять возвращение охотников, убивших саблезубого тигра. И подумал: как хорошо, что он прекрасно владел собой и почти не испугался при виде саблезубого тигра, а то нажал бы на точку за ухом, вызвал бы помощь и опозорился. Подумав так, Пашка вздохнул и сказал сам себе: «Ну зачем врать, Павел! Ведь ты просто от страха забыл про кнопку, а то бы наверняка вызвал подмогу». Только не от страха, поправил сам себя Пашка, а от неожиданности.
Кусты, затрещав, раздвинулись.
Первой шагала вождиха, которая, кстати, убегая на охоту, так и не оделась. Следом за ней двое мужчин волокли большое, размером с теленка, животное, покрытое зеленоватой длинной шерстью. Голова у этого непонятного животного была маленькая, а толстые короткие мохнатые лапы заканчивались длиннющими загнутыми когтями — по три когтя на каждой. Так это же гигантский ленивец!
Убитого зверя охотники кинули перед входом в пещеру, и тут же все племя высыпало наружу, чтобы пощупать добычу. Гвалт стоял невероятный. Видно, троглодиты вообще были народом разговорчивым. Но Пашка заметил, что говорили они как-то отрывисто, словно выпаливали слова по отдельности, без всякой связи. При этом они помогали себе объясняться жестами и ужимками.
Пашка тоже подобрался поближе к добыче, и ему стало так стыдно, что он готов был сбежать обратно в лес навсегда и больше не встречаться с людьми. Значит, он удирал от ленивца, который просто свалился с дерева! Хорошо еще, если Ричард не видел этого позорного бегства. Хотя, впрочем, посмотрели бы мы на Ричарда в лесу, одинокого, безоружного, когда из кустов на него полезет такое вот чудовище.
Гвалт прекратился. Пашка поднял глаза и увидел, что вождиха, которая успела сходить в пещеру и накинуть на себя тигриную шкуру, подняла довольно грязную толстую мускулистую руку, сжатую в кулак. Потом она разжала кулак и показала пальцем на Пашку. И начала свою речь:
— Этот-маленький-добыча-звал-кушать-хороший.
Может, Пашка не совсем точно перевел для себя эту короткую речь, но, надо сказать, он быстро привыкал к языку троглодитов. Во-первых, для изучения язык был очень простой: одни слова и никакой грамматики. Слов было немного, их дополняли ужимки, гримасы, рычание, ворчание, хихиканье и множество всяких звуков, которые не были словами, но помогали понять суть. А Пашка, как и любой школьник конца двадцать первого века, знал двенадцать языков, включая космояз, то есть галактический язык, который изобрели специально, чтобы жители разных планет могли общаться друг с другом.
Разрабатывали космояз в Галактическом центре, и Пашка видел об этом фильм, который привезла из центра Алиса Селезнева. Оказывается, на всех цивилизованных планетах было объявлено, что проводится вселенский конкурс на создание общего галактического языка, поскольку иначе, если его не создать, Галактика разорится на переводчиках и переводческих компьютерах.
Над языком трудились множество институтов, групп и одиночек, самые передовые компьютеры старались решить такую задачу: язык должен включать в себя элементы ста тридцати шести тысяч основных языков Галактики, и притом быть очень простым, чтобы любой ребенок мог его выучить за месяц.
С изобретением языка была связана одна трогательная история, которую вам с удовольствием расскажут на Голоптуну-шэр, небольшой водной планете, расположенной довольно далеко от Солнца.
На эту планету как-то приехала экспедиция с Трискады. На Трискаде живут синие птицы с размахом крыльев в три метра. Трискады — известные артисты. Их хлебом не корми — дай выступить перед зрителями. Так что половина населения этой планеты летает по Вселенной и дает концерты синхронного летания. Это все равно что синхронное плавание, только в воздухе. Зрелище, надо сказать, великолепное! Десятки синих птиц совершают в воздухе пируэты, собираются в сложные фигуры, мгновенно расстаются, потом свиваются в клубок и взмывают к небу… Нет, этого не рассказать! Такое представление надо увидеть собственными глазами.
И вот как-то синие птицы с Трискады прилетели на планету Голоптуну-шэр и там узнали, что концерт не состоится, поскольку вокруг острова, единственного крупного острова, на котором стоят гостиницы и космодром, бушует шторм, и жители планеты не смогут приплыть, чтобы посмотреть на выступление птиц. Тем более что по небу несутся низкие облака.
Три дня птицы ждали, что шторм прекратится, но он продолжался. Тогда птицы стали собираться домой, но одна из них, назовем ее Шони-зи, все же решила рискнуть и немного размяться среди облаков.
Пока все спали, она вышла на крышу гостиницы, взмахнула крыльями и понеслась над волнами. Она совершала безумные кульбиты, пикировала к самым волнам и поднималась вновь. Осьминогу Лупи-топи, который специально проплыл тысячу миль, чтобы полюбоваться таким зрелищем, и уже отчаялся его увидеть, Шони-зи показалась дочерью Неба, легкой, как утренний ветерок. Она была прекрасней любой рыбы или медузы. Осьминог полюбил воздушную акробатку безумной, благородной и чистой любовью.
Когда птица, исполнив свой танец, скрылась, осьминог Лупи-топи подплыл к обрыву, которым заканчивался остров, и, забравшись в подводную пещеру, застыл возле стекла, отделяющего воду от воздуха. Он знал, что туристы на Голоптуну-шэр посещают эту пещеру, чтобы поглядеть на подводную жизнь планеты, а жители планеты, как разумные осьминоги, так и сообразительные дельфиниды, проводят часы у этой преграды, разглядывая туристов и других гостей. Порой тут завязываются знакомства.
Осьминог Лупи-топи не зря рассчитывал увидеть еще раз свою возлюбленную. Не прошло и часа, как, томясь бездельем, птицы прилетели в подземный зал поглядеть на осьминогов и дельфинидов, а осьминоги и дельфиниды стали смотреть на птиц, которые медленно разгуливали по залу, сложив синие крылья и переговариваясь на своем языке. Осьминог сразу узнал Шони-зи. Такова сила любви!
Лупи-топи не мог оторвать от птицы своих громадных круглых глаз, и этот настойчивый взгляд привлек внимание Шони-зи.
— Кто этот красивый водоплавающий зверь с множеством щупальцев, — спросила она у переводчика, — который так пристально смотрит на меня?
Переводчик включил подводную связь и сказал, что синяя птица Шони-зи спрашивает, как зовут осьминога, который так пристально смотрит на нее.
Осьминог очень обрадовался, что его заметили, и сказал, что его зовут Лупи-топи.
— Ах, какое красивое имя! — воскликнула птица. — Передайте ему, что меня зовут Шони-зи.
— Я смотрел сегодня, как вы летали, — сказал осьминог. — Вы были прекрасны.
Птица и осьминог еще долго разговаривали, затем Шони-зи решила снова подняться в небо и еще раз показать симпатичному осьминогу свое искусство. Но уже стемнело, и представление пришлось отменить. А ночью стремительный межзвездный корабль унес птиц дальше, к другой звездной системе.
С тех пор осьминог тосковал по птице, а птица, хоть и не так сильно, тосковала по осьминогу. Осьминог с радостью писал бы своей подруге письма, но переводить их было некому — переводчики на острове всегда по горло заняты, да и перевод стоит так дорого, что осьминогу он не по карману.
И тут как раз объявили галактический конкурс на создание нового языка — космояза, или, как он еще называется, Интерлингвы.
Лупи-топи никогда не был силен в языках: он знал всего-навсего три или четыре подводных наречия. Но ему так хотелось придумать способ, который поможет общаться с любимой, что осьминог перестал есть, спать, плавать и даже шевелиться — три недели он думал и наконец придумал самый простой и удачный межзвездный язык. И когда жюри конкурса проверило все семнадцать тысяч двести сорок конвертов, то компьютер и члены жюри единогласно решили: победил участник конкурса, приславший свой труд под девизом «Для нас нет преград». Оказалось, что великим изобретателем стал скромный молодой осьминог с планеты Голоптуну-шэр.
Лупи-топи прославился в один день. К нему помчались корреспонденты и любопытные туристы, он написал воспоминания о том, как впервые увидел Шони-зи и как любовь к ней помогла ему преодолеть непреодолимые трудности.
Эти воспоминания принесли славу и ему, и самой танцующей птице Шони-зи. Птица была рада, что такой милый осьминог прославился и прославил ее.
Они снова встретились и с тех пор больше не расставались.
На берегу острова Лупи-топи построил большой дом. Центральная комната этого дома представляет собой круглый бассейн с выходом в открытое море. Возле бассейна посажены большие деревья гзиго, на которых птицы с планеты Трискада отдыхают и спят.
Теперь птица Шони-зи, если она не на гастролях, летает над островом, или сидит на дереве гзиго, или купается в бассейне с осьминогом. И они счастливы.
Вождиха произнесла короткую речь и улыбнулась.
Мужчина, тот самый, хромой, с обезображенным лицом, подошел к Пашке и потрепал его волосы.
— Волосы, — сказал он. — Как солнце. Хорошо.
— Где твое племя? — спросила вождиха.
Пашка все это понял. Ну что тут сложного для пятиклассника?
— Племя. — Пашка ударил себя кулаком в грудь. — Не знаю. Папа-мама ам-ам тигр. Племя нет.
И Пашка начал плакать, стараясь показать, как он расстроен.
Троглодиты очень сочувствовали Пашке. Одна маленькая девочка тоже заплакала. Самый большой и сильный воин с низким лбом и волосатой грудью и плечами подхватил Пашку на руки.
— Ты как зовут? — спросил он. — Ты плохо не надо.
— Пашка, — признался Гераскин.
— Пшшшк, — произнес воин и поставил Пашку на землю. — Нет понимать. Нет. — Он обвел взором своих соплеменников и сказал, показав на вождиху: — Ма-ма! Мама-у!
И все вокруг повторили хором это имя.
Вторым в племени мужчина считал себя. Поэтому он прорычал, ткнув себе в живот пальцем:
— Гром.
И все стали изображать грохот.
— Все ясно, — остановил их Пашка. — Все понятно без перевода.
Мужчина постарше, с изуродованным лицом, оказался Тигром. Сидевшая у костра старуха, которая почему-то невзлюбила Пашку, оказалась Тучей. Может, когда-то она и была похожа на тучу, но теперь даже облачком ее не назовешь.
Потом подошла очередь молодой охотницы, которая понравилась Пашке с самого начала. И тут Пашка увидел, что из пещеры выходит точно такая же. Близняшки!
Ора и Ура — так их звали. Почему у остальных имена что-то значили, а у этих не значили ничего — разве поймешь? Потом из пещеры вышел еще один мужчина, скорее молодой, чем старый, но немного горбатый и очень печальный. Он укачивал на руках ребенка. Ребенок не плакал, а тихонько подвывал. Вот тут Грому пришлось потрудиться, прежде чем он смог объяснить Пашке, в чем дело. Оказывается, этот мужчина по имени Крот очень расстроен. У него пропала жена, мать этого ребенка, у которого имени не было. Имя человеку дают, когда он стал большой и всем уже ясно, что из него вышло. Правильно они придумали, решил Пашка.
Женщина Большой Огонь ушла в лес и не вернулась. А трое детишек остались.
Вот ее муж и нянчит их. Никто не смеялся, и Пашка понял, что эти люди, может, и не такие уж первобытные, если так переживают за других.
Теперь наступила Пашкина очередь.
— Пшшшк нехорошо, — сказал Гром.
И все, включая детей, которым еще даже не положено иметь имя, принялись шуметь и измываться над добрым именем Гераскина. Оно казалось этим троглодитам совершенно не подходящим для такого славного парня, как их новый соплеменник.
Каждый норовил придумать Пашке имя, и со всех сторон неслись слова, которые Пашка должен был угадывать. В конце концов остановились на имени Седой. Хотя были имена и не хуже. Например, Палец, чтобы показать, как Пашка одинок. Или Камыш, потому что Пашка высокий и худой. Гром хотел назвать Пашку Снегом — наверное, из-за светлых волос.
Ну ладно, Седой так Седой.
Пашка вспомнил, что совсем забыл про съемки. Вот это глупо! Какую сцену упустил! Неужели человечество никогда не увидит этих кадров?
Он попробовал заставить свою новую семью повторить знакомство, но его никто не понял. Все разошлись по своим делам.
Пашка сделал вид, что осваивается в пещере, и никто его не останавливал. Его признали своим и даже, очевидно, решили, что он специально заманил сюда ленивца, чтобы было вкусненькое на ужин. А уж когда узнали, что он сирота и у него нет своего племени, признали окончательно, и никто не мешал ему ходить куда хочешь и смотреть на что хочешь. Пашка вдруг подумал, что жить среди троглодитов даже лучше, чем среди цивилизованных людей. Ни одна душа тебя не воспитывает, не учит, не заставляет заниматься тем, чего ты делать не хочешь. И если бы в пещере не было так противно, ему бы здесь понравилось. Но в пещере стояла удушливая вонь — ведь здесь много лет жили совершенно немытые люди, которые к тому же не выбрасывали объедки, а сваливали их в дальнем углу жилища.
Пашка снимал по очереди своих новых родственников, тихо повторял их имена, чтобы потом не перепутать, затем снял кучу вонючих отбросов и подумал, что обязательно научит троглодитов убираться. Дальше, в самую глубь пещеры, Пашка сунуться не рискнул. Там было совершенно темно. Он стоял на границе тьмы и слабого света, когда одна из близняшек — наверное, Ура, у которой, в отличие от сестры, была родинка на щеке, — вдруг нагнулась, вытащила из костра большой тлеющий сук и, светя им перед собой как факелом, подошла к Пашке.
— Иди, — сказала она и уверенно направилась в темноту.
Пашка пошел следом.
— Эй! — вдруг сказала Ура.
Она ткнула факелом вперед, и Пашка чуть не кинулся бежать обратно: на них смотрел гигантский, размером с ботинок, пауко-скорпион, который сидел посреди неопрятной густой паутины, перекрывающей путь.
— Эй! — громче крикнула Ура.
И к ней тут же подбежала сестра-близняшка Ора, которая, видно, понимала сестру с четверть слова. Она тоже несла факел.
Ура ткнула своим факелом в пауко-скорпиона. Тот, поднявшись на задние лапы, принялся угрожающе водить клешнями в воздухе и вдруг прыгнул вперед.
Пашка от неожиданности сел на землю.
Однако он успел увидеть, как Ора на лету подхватила пауко-скорпиона и открутила ему голову — одним движением.
— Седой! — закричала Ура. — Смотри!
Ора показывала ему убитого пауко-скорпиона, который еще шевелил страшными клешнями, пытаясь ударить девушку когтем, расположенным на конце хвоста.
— Брось! — крикнул ей Пашка.
— Зачем брось? — удивилась Ора. — Еда. Вкусно.
Пашка хотел подняться, но рука его задела что-то скользкое. Он машинально вцепился в это скользкое плотное «что-то», которое зашевелилось у него в руке. От страха Пашка отбросил это скользкое в сторону и с испугом увидел, как в воздух взлетела огромная белая гусеница. Ура поймала ее.
— Смотри! — закричала она. — Смотри, что нам добыл Седой.
— Ого! — сказала Ора, поедая пауко-скорпиона. — Седой — большой охотник. Седой — везунчик.
И девушки поспешили обратно, поближе к входу в пещеру. Ура несла белую гусеницу и факел, а Ора — факел и недоеденного пауко-скорпиона.
У костра их встретили остальные троглодиты.
Вы бы видели, какое поднялось веселье! Ура и Ора, перебивая друг дружку, рассказывали, как они увидели пауко-скорпиона, чудище страшное и ядовитое, но вкусное и полезное.
«Надо же, — подумал Пашка, который уже без труда понимал все разговоры, — ведь был кто-то первый, кто осмелился схватить пауко-скорпиона и выяснить, что он вкусный!» Сам Пашка решил, что есть эту гадость не будет. Не будет он есть и скользкую гусеницу.
Но тут-то он и не угадал.
Девушки продолжали рассказывать, и Пашка понял, что, пока они занимались своим обыкновенным девичьим делом — боролись с пауко-скорпионом, — наш Седой отыскал в темноте редчайшее лакомство — гусеницу Ко. И сейчас будет пир, а самый лучший кусок этой гусеницы достанется Седому. Потому что, несмотря на молодость и на то, что он пришел из чужого племени, он оказался славным охотником и добытчиком. Он смог разглядеть в густой листве большущего ленивца, а потом в полной темноте пещеры поймал белую гусеницу Ко, которая не попадалась никому уже три зимы.
Тут же гусеницу передали Маме, и та собственноручно занялась ее разделкой. Пашка с ужасом думал, что, если его все-таки заставят есть эту пакость, его вырвет, и он сразу себя выдаст: троглодиты догадаются, что он шпион, и убьют его.
Пока Пашка пытался изгнать из головы эти печальные мысли, Мама оторвала гусенице голову, и Пашка увидел, что из скользкой твари закапала какая-то желтая жидкость.
Мама приложила обезглавленную гусеницу к губам и глотнула. Лицо ее стало добрым, помолодевшим и даже симпатичным.
Она передала гусеницу Пашке. Троглодиты смотрели на него. Пашка понимал, что ему пришел конец, но он был гордым человеком и решил бороться до конца. Он поднес к губам гусеницу — скользкую колбасу с желтой жидкостью внутри — и, зажмурившись, высунул язык, чтобы попробовать. Вырвет или не вырвет?
И языку своему не поверил! Это был самый обыкновенный мед.
Гусеница оказалась полна меда. Не гусеница, а склад, где древние пчелы хранили мед. Но про то, что это пчелиный склад, Пашка узнал позже, из рассказа хромого Тигра, самого мудрого человека в племени.
С великим облегчением Пашка сделал глоток меда и вернул гусеницу Маме. Та обвела племя взором — все смотрели на гусеницу в ее руке — и протянула ее Грому.
И все пробовали мед по очереди, только злой старухе почти не досталось.
«Что ж, для начала получается неплохой фильм, — решил Пашка. — Ричард лопнет от зависти».
Глава шестая
ИЗОБРЕТАТЕЛЬ
Пашка собирался погулять по окрестностям, проверить, не осталось ли здесь случайного динозавра. Он знал, конечно, что динозавры давно вымерли, но ведь бывают же исключения. И если Пашке удастся увидеть живого динозавра, он сделает великое открытие.
Ему давно хотелось сделать великое открытие, но всегда не хватало чуть-чуть. То кто-то другой успевал его сделать раньше, то открытие срывалось в самый решительный момент.
Пашка вышел из пещеры и направился к реке. Кстати, в реках иногда водятся крокодилы пострашнее динозавра.
Но Пашка не успел далеко отойти. Его окликнула Мама.
— Седой! — позвала она и протянула какой-то камень. Пашка не понял, зачем ему камень, поэтому подумал, что, может, такими камнями троглодиты динозавров убивают.
— Спасибо, — сказал Пашка и взял камень, похожий по форме на фасолину с ладонь размером, оббитый и чуть заостренный с одного края. Таким никого не убьешь.
Пашка собирался продолжить свой путь, но Мама взяла его за шиворот, если, конечно, у шкуры бывает шиворот, и повернула лицом к ленивцу, который лежал на земле. Ребятишки во главе с противной старухой пилили и кромсали его шкуру.
— Давай-давай, — сказала Мама. — Работать.
— Ну вот, — расстроился Пашка, — не успели превратиться в людей, а уже — работай, работай! Работай и будешь с уродским горбом!
— Работай хорошо, — возразила Мама. — Работа — кушай, не работа — не кушай.
— Где-то я этот лозунг уже слышал, — сказал Пашка.
— Работай — хорошо. Много кушай! — прошипела злобная старуха, и Пашке показалось, что она издевается над ним.
Надо бы ответить ей, конечно! Но он здесь в гостях, так что придется быть вежливым. Пашка подчинился и пошел работать, чтобы кушать.
Он присел на корточки возле ленивца и стал смотреть, как трудятся остальные. Работали ребята ловко.
Сначала они разрезали шкуру, потом начали подрезать ее, чтобы снять с туши.
Пашка попробовал делать как все, но его кремень все время соскальзывал. Ребята бросили работу и принялись смеяться, глядя на Пашкины усилия.
— Чего ржете, как жеребцы? — рассердился Пашка. — Неужели не видите, что это не скребок, не ножик, а просто булыжник. У вас-то скребки лучше, фирменные!
Каким-то образом старуха поняла эту длинную речь и молча протянула Пашке собственное орудие. Они обменялись, и Пашка тут же понял, что бабкин скребок не острее, чем у него, только скользкий от крови.
Когда у Пашки ничего не получилось и с новым скребком, ребята просто от смеха покатились. Но старуха прикрикнула на них, и они умолкли, а старуха подошла к Пашке, взяла его ладонь своими сухими сильными пальцами и стала водить его рукой, чтобы научить Пашку пользоваться скребком. Пашка не сопротивлялся, не то совсем засмеют. Он постарался сделать так, как показала старуха, и — не сразу, правда, — у него стало получаться.
«В конце концов, — подумал Пашка, — у меня за плечами пять классов школы и еще тридцать тысяч лет. Я знаю миллион разных вещей, о которых вы и представления не имеете. Я вас могу только жалеть — какую первобытную некультурную жизнь вы ведете».
Вот, например, этот скребок. Ну что бы его не сделать железным, то есть ножом? Надо будет рассказать им, как делать железные ножи.
— Железо, — сказал он старухе. — Железо хорошо. Мы бы этого ленивца в два счета разделали.
Старуха кивнула, теперь она ничего не поняла. Может, подумала, что Пашка благодарит ее за науку.
«Ну а если железа у вас пока нет, — продолжал мысленно размышлять Пашка, — мы можем заострить скребок по-другому. Как это сделать? Наверное, надо найти большой камень и об него молотить!» Поскольку работа над разделкой ленивца шла своим ходом, а от Пашки пользы было мало, никто не стал возражать, когда новенький троглодит отошел в сторону, сел над самым обрывом, где лежала каменная плита, и принялся молотить по этой плите своим скребком.
От его ударов сыпались искры.
Он молотил, молотил, в раж вошел, разозлился и тут почувствовал, что его кто-то, крепко схватив за ухо, поднимает. Пашка постарался обернуться, но было больно, и он лишь по голосу догадался, что это Мама.
Она взяла с плиты скребок и стала его крутить в свободной руке.
— Ой, плохо! — зарычала она. — Скребок хороший, Седой плохой. Зачем скребок ломал? Зачем тупой делал? — И отвесила Пашке подзатыльник.
И поскольку ему давно никто, кроме мамы, не давал подзатыльников, Пашка вспылил и кинулся на нее с кулаками. Он все равно не воспринимал ее ни как настоящую женщину, ни как вождиху, а считал большой обезьяной.
Ну, тут он получил! Его колотили, молотили, крутили, кидали, швыряли — только что в землю не закопали.
— Сдаюсь! — закричал наконец Пашка. — Сдаюсь же, кому сказал.
Вождиха отпустила провинившегося мальчишку и стала ему выговаривать:
— Мама — главная. Нельзя бить. Плохо.
— Ой, плохо! — говорили остальные и качали головами. Они стали объяснять Пашке как могли, где словами, где руками, что если поднять руку на вождя, то не будет порядка в племени. А не будет порядка, любой враг может перебить несчастных троглодитов. Они принялись рыдать, размазывая по грязным лицам слезы, и даже Мама присоединилась к рыданиям.
— Ну кто сказал, что вы нечувствительные! — воскликнул Пашка. — Просто кружок по вышиванию!
Он сразу почувствовал себя умнее и сильнее троглодитов. Они же как дети. Они дикари. И обращаться с ними надо как с детьми. Конечно, он мог бы стать вождем племени, но для этого надо ввести у троглодитов демократию и выборы. И еще не известно, стоит ли этим заниматься. Научишь их демократии, а потом практика кончится, и что они без тебя с этой демократией делать будут? Вдруг они для нее не созрели?
Конечно, вести себя надо умнее. Не стоит переделывать их примитивные орудия. Надо пойти по пути изобретения новых!
Так что Пашка покинул своих соплеменников, которые все еще шумели у пещеры, и спустился к реке. Там его никто не будет отвлекать от мыслей.
Река оказалась не очень широкой, но довольно быстрой, и, хотя в этих краях стояло позднее лето, погода была не из лучших — так, на уровне октября. С утра собирался дождь и все никак не мог толком начаться.
Пашка спустился к воде. Первым делом ему хотелось умыться. Он бы и искупался, но место незнакомое, течение быстрое, и неизвестно, какие гады тут водятся.
Умываясь, Пашка осматривался вокруг, стараясь найти подходящие камни, чтобы сделать из них настоящие орудия, достойные человека. Камней было немного, трава подступала к самой воде, и Пашка понял, что, наверное, все хорошие камни троглодиты уже растащили, и придется идти дальше, куда они еще не добрались.
Шагов через двадцать Пашка отыскал сразу несколько хороших булыжников — они лежали в быстрине на мелководье. Пашка зашел в воду. Он был, естественно, босиком, но состав, которым в Институте времени намазали ему ступни, охранял их от колючек и всяких острых предметов, словно прозрачные тапочки.
Пашка взял один камень, он ему не подошел, потом другой — получше. И третий… Нет, этот тоже не годится.
Он размахнулся и бросил ненужный камень в сторону. Тот плюхнулся в реку, вода забурлила, и из нее высунулась оскаленная пасть неизвестного Пашке чудовища. Оно смахивало на крокодила или на небольшого дракона. У него были короткие передние лапы, покрытые чешуей, с когтистыми пальцами.
Крокодил метнулся за Пашкой, в мгновение ока оказался на берегу и угрожающе зарычал.
Пашка стал отступать вверх по склону. Может, и стоило позвать на помощь, но конечно же ему было стыдно, и он молчал.
У крокодила оказалось короткое толстое туловище, хвост едва доставал до земли. Чудовище размахивало этим коротким хвостом и било им по деревьям и кустам.
Пашка понял, что не может тягаться с этим крокодилом или кто он там, тем более что на дороге попался густой куст и Пашка застрял в нем, как в паутине.
Хриплый крик вырвался из его уст.
На счастье, поблизости оказалась старуха, которая всегда с такой злобой смотрела на Пашку. Она, видно, собирала какие-то корешки.
При виде Пашки старуха выпрямилась и бросила корешки на землю. Похоже, она испугалась куда больше Пашки, потому что заверещала, словно поросенок.
Пашка все бился в кусте, но от старухиного верещания крокодил оторопел и остановился. Наверное, теперь он не знал, на кого кидаться.
И тут на подмогу сверху скатился пес. Пещерный ископаемый пес, похожий и на собаку, и на лисицу, и на енота — видно, окончательное формирование еще не произошло. Но лаять он умел великолепно, крокодила вовсе не испугался, а стал, заливисто лая, прыгать на него.
Крокодил несколько раз открыл и закрыл пасть, будто просил прощения, и начал пятиться вниз по склону, неосторожно оступился и потерял равновесие. Конец своего пути к реке он катился как бревно. Пашка чуть было не рассмеялся.
Старуха сразу стала кричать на Пашку, слов он не понимал, но смысл конечно же улавливал: «Куда ты суешь свой нос, так можно и вовсе без носа остаться! Видели бы тебя дедушка или мать — они бы этого не пережили!» Пашка отмахнулся от глупой старухи.
Пес подбежал к нему, стал прыгать вокруг, потом лег на спину — все четыре лапы кверху, — ну, как настоящий! Пашка погладил его и тут же отдернул руку — на нем, наверное, миллион блох!
Можно считать, крокодилу просто повезло, что он не догнал Пашку. Если бы посмел догнать — тут бы Пашка ему и треснул по голове!
Так Пашка и сказал ребятам, которые прибежали следом за псом. Они стали расспрашивать старуху, кто напал на Пашку, она им что-то отвечала, все время повторяя слово «дуля». Дуля и дуля. Наверное, так у троглодитов называется этот крокодил.
Пашка поднялся на площадку перед пещерой. Ребята снова принялись разделывать ленивца, дымок, которым тянуло из пещеры, стал гуще — вероятно, на костре что-то готовили. Пахло печеными овощами.
Близняшки куда-то ушли, не было видно и мужчин. Только Мама встретила Пашку, и, когда старуха рассказала ей, что Пашка чудом спасся от смерти в челюстях крокодила-дули, она начала Пашке выговаривать, чтобы не смел соваться куда не просят. Но поскольку Пашке всю жизнь взрослые только это и говорят, он давно научился такие советы пропускать мимо ушей.
Пашка уселся на землю возле большой каменной плиты и положил на нее булыжник, который ему все-таки удалось найти в реке, пока старуха читала свои нотации.
— Сейчас будем изобретать настоящее оружие, — сказал он себе под нос.
Наверное, лучше всего сделать нож. Каменный нож. Он видел такие ножи на картинке в учебнике истории. Но нужен третий камень — чтобы откалывать от булыжника куски.
Тут к Пашке подошла любопытная девчонка, которая еще не получила имени. Она была поменьше Пашки, хотя он пока с трудом определял возраст троглодитов. Выглядела девчонка лет на семь-восемь. На Пашку она взирала с почтением и поэтому понравилась ему.
— Ты что? — спросила она.
Пашка повернулся к Девочке-без-имени и ответил:
— Я делаю острый камень.
В языке троглодитов не было слова «нож». Пашка догадался, что у них существуют обозначения только для тех вещей, которые уже придуманы.
— Зачем?
Пашка не ответил. Он подумал: «Неправильно, что детям не дают имен. Ну как их называть?!»
— Как тебя называть?
— Девочка, — сказала девочка.
— А вон ту, которая режет ленивца?
— Девочка.
— А того мальчика?
— Мальчик.
— А как вас, девочек, различать?
— Нас не надо различать, мы себя различать сами. — Девочка с трудом сказала такую длинную фразу. И она попыталась объяснить Седому, которому, вообще-то говоря, рано иметь имя, но для которого сделали исключение: — Все равно какой ребенок. Зови одного, приду я — ребенок. Все равно какой.
— Ладно, — смирился Пашка. — Лучше смотри. Вот как надо делать ножи.
Он положил камень на плиту и стал бить по нему другим камнем.
Девочка-без-имени сказала:
— Так нельзя. Плохо. Камень плохой.
— Что ты понимаешь!
— Надо кремень, — сказала девочка. — Это не кремень.
Тут, конечно, и другие дети подбежали. И начали объяснять, что нужен кремень, что орудия делают только из кремня, что за кремнем взрослые ходят далеко-далеко, целый день идут. Что-то Пашка понял, чего-то не понял. Но главное, он не знал троглодитского слова, обозначающего кремень, и потому все речи детей были для него пустым звуком.
Он бил камнем по камню, стараясь откалывать кусочки, но ничего не получалось. Оба камня крошились, и только.
Пришел горбун Крот. Он тоже принялся объяснять Пашке, что тот неправильно делает орудие. Даже Мама подошла наконец и строго сказала Пашке, что, хоть он уже и получил имя, это не значит, что он взрослый охотник. Он должен всех слушаться и перестать стучать плохим камнем о плохой камень.
Правда, во всей этой шумной сцене Пашка понимал далеко не все из того, что ему говорили и кричали, а троглодиты понимали не все, что им отвечал Пашка.
— Нет! — закричал Пашка, вконец разозлившись. — Я вам докажу, что я прав!
И со злости он так ударил камнем по камню, что его булыжник раскололся точно пополам.
И оказалось, что он внутри полый!
Внутренность камня сияла, потому что кончиками внутрь в нем расположились какие-то сверкающие кристаллы.
— Эх, — вздохнул Пашка, — не повезло. А я думал, что камень целый.
Но троглодитов просто поразили Пашкины действия — словно он был знаменитым фокусником.
Мама наклонилась и медленно подняла половинку камня, будто чашу, выложенную изнутри алмазами.
— Чего удивляетесь? — сказал Пашка. — Горного хрусталя, что ли, не видели? Дикие люди!
Троглодиты кудахтали, как куры на базаре, потом Мама попыталась отколупнуть один из кристаллов.
Из пещеры выполз Гром. Наверное, он спал, и крики его разбудили.
— Что случилось? — спросил Гром.
— Седой! — закричали дети. — Седой! Седой!
Они затарахтели, объясняя Грому, как новичок притащил камень, чтобы сделать нож, а вместо этого камень разбил. И там внутри оказались кристаллы.
— Зато красиво, — сказал Пашка.
Гром отобрал половинку камня у Мамы, положил его на плиту и так ударил сверху глыбой, что «чашка» рассыпалась и кристаллы покатились во все стороны.
Все кинулись подбирать кристаллы, но Мама криком приказала оставаться на местах. Она сама собрала кристаллы, а потом начала раздавать их. Себе взяла самый большой, Грому дала поменьше, остальным — совсем маленькие. Правда, Пашке достался кристаллик чуть больше, чем у остальных.
«Ну что ж, — решил Пашка, — по крайней мере, надо мной не смеются. И я им всем еще докажу, что я — великий человек. Эти троглодиты еще будут передо мной преклоняться!»
— Седой — хороший, — сказала Мама. Потом быстро приказала старухе что-то сделать, та пыталась возражать, Мама на нее прикрикнула, и старуха ушла в пещеру.
Через минуту она вылезла обратно. В руках она держала настоящий кожаный пояс с карманом спереди — такие пояса носили лишь главные троглодиты. Даже у девушек Уры и Оры их не было. Не было пояса и у самой старухи. Только у Тигра, Крота, Грома и Мамы.
— Твой, — сказала Мама. — Бери.
Пашка обрадовался такому подарку. Значит, он перешел в число настоящих охотников. К тому же удобно иметь хотя бы один карман. Попробовали бы вы прожить день без карманов или сумки. Пашка прихватил поясом шкуру — удобно!
Смешные люди эти троглодиты. Недаром раньше путешественники брали с собой бусы для туземцев. Им так нужны блестящие камешки!
Пашка провел острием кристаллика по камню — и на камне появилась белая полоса. Смотри-ка! Может, научить их писать? Они будут писать записки, а потом у них появится литература. Нет уж, лучше не надо! А то напишут скучную классику и заставят детей, у которых даже имени еще нет, учить свои рассказы.
Крот подобрал с земли обглоданную лопатку оленя, склонил голову, задумался, потом принялся царапать хрусталиком по кости. Пашка подошел поближе. Оказывается, они умеют рисовать!
Пашка включил камеру и стал снимать, как из-под пальцев Крота на лопатке появляется медведь, стоящий на задних лапах. А перед медведем — человек с палкой.
Многие подходили к Кроту полюбоваться картинкой, которая всем очень понравилась. Правда, сравнивать-то им было не с чем.
Крот подошел к остывающему костру возле пещеры, набрал в ладони золы и начал тереть лопатку. Зола попала в углубления, и рисунок стал четким, словно Крот делал его карандашом.
— Дашь на память? — спросил Пашка.
— Память? — Крот его не понял.
— А я тебе тоже что-нибудь подарю. Как только изобрету — все твое.
Крот не понял, но лопатку с рисунком отдал. Пашка понес ее в пещеру, где решил складывать добычу, — ведь из экспедиции надо привозить экспонаты, то есть всякие вещи для музея.
Кристалл Пашке надоел — не будет же он рисовать на кости?! И Пашка сунул его в карман своего пояса.
Глава седьмая
РЫБОБОЙ
Надо было продолжить изобретения. С ножом пока не получилось, тогда Пашка подумал, что троглодиты очень нуждаются в удочке. Или в сети. Пашка еще не решил, что изобрести дальше. Тут он увидел, что Гром взял из пещеры прямую палку, заостренную на конце.
— Ты куда? — спросил Пашка.
— Рыба, — сказал Гром. — Знать рыбу?
— Ты что, собираешься рыбу палкой ловить? — Пашка даже засмеялся.
— Как ловить не палка? — удивился Гром.
— Я пойду с тобой, — сказал Пашка.
Гром не стал возражать.
Они спустились к реке. Крокодила-дулю видно не было, но Пашка решил не расслабляться. Он оглянулся — может, песик за ними прибежал? Все-таки подмога. Но и песика не было.
Гром подошел к реке и стал вглядываться в прозрачную воду. Затем направился вверх по течению. Пашка шел следом. Вот Гром отыскал удобное место — там был перекат, и река весело журчала по камешкам. Гром зашел в воду по колено и замер. Палку он держал в руке, чуть приподняв.
Приглядевшись, Пашка увидел, что в стремнине медленно плывет крупная рыбина, так медленно, что, казалось, она вовсе не движется, лишь хвост ее колебался и поворачивался, как руль у лодки.
— Давай, — подсказал Пашка Грому. — Бей.
Гром послушался и метнул палку вперед. Рыба чуть отошла в сторону, а палку Гром выпустил, и потому ему пришлось лезть в глубину, чтобы достать.
— Ну что ж ты! — укорил его Пашка, когда Гром, весь мокрый, дрожащий от холода, вылез на берег.
— Лучше бы ты под руку не кричал! — прорычал Гром.
Вернее, он сказал это иначе, по-своему, попроще, но Пашка все понял и вдруг подумал: «А ведь дикий и совершенно неуправляемый человек! Возьмет и задушит или проткнет палкой вместо рыбы». Он на всякий случай отошел подальше от реки и уже оттуда крикнул:
— Надо удочку изобретать! Нечего жить как троглодиты.
Но Гром его не слушал, он уже снова полез в реку. Он был первобытным человеком и не видел никакой романтики в рыбной ловле.
— Вообще-то говоря, — крикнул ему Пашка, — рыбу так не ловят!
— Как ловить? — спросил троглодит.
— Существует множество способов, — ответил Пашка, присаживаясь на берегу. — Наиболее простой, пригодный, скажем, для пенсионеров — это удочка. Понял?
— Уточка, — повторил Гром. — Я понять. Понял.
— Значит, не понял, — сказал Пашка.
Он отыскивал на земле камешки и кидал их в воду так, чтобы они прыгали «блинчиком». Но для этого нужны плоские гладкие камни, а на берегу лежали круглые, и прыгали они плохо.
— Удочка, — продолжал Пашка свою лекцию, — состоит из удилища, желательно бамбукового. У вас бамбук растет?
— Бамбук растет, — вежливо ответил троглодит. — У нас все растет.
— Может, у вас и финиковая пальма растет?
— Растет, — сразу согласился Гром.
Нет, подумал Пашка, они здесь слишком вежливые. Он просто не хочет меня обидеть. И чтобы проверить эту мысль, Пашка невинным тоном спросил:
— А носороги у вас растут?
Задав вопрос, он не смог сдержать улыбки. Но рыбак не смотрел на него; он зашел в реку поглубже, потому что увидел крупную рыбину. Замахнувшись копьем, Гром ответил:
— Носороги у нас не растут. Носороги у нас водятся. И лучше бы тебе с ними не встречаться.
Пашка помолчал — оказывается, не такие уж они здесь и глупые. И ответил-то Гром как складно! Но урок необходимо продолжить, надо научить их ловить рыбу.
— Если бамбука нет, — сказал Пашка, — то можно срезать длинную прямую ветку орешника. Понятно?
— Понятно.
— А к ее концу привязать леску.
— Леску?
— Очень крепкую тонкую нитку.
— Я твоих слов не понимаю, мальчик, — сказал троглодит и кинул копье в рыбину. В последний момент рыбина увернулась, но далеко отплывать не стала, будто издевалась над рыбаком.
Гром поспешил за своим копьем, которое поплыло вниз по течению, а Пашка кричал вслед:
— Если у вас нет нейлона, то можно вытащить из кого-нибудь очень длинную жилу. У кого очень длинная жила?
— Он ее не отдаст, — ответил троглодит. Он наконец-то догнал копье и теперь возвращался обратно, вверх по течению. Рыбина плыла за ним — одной ей было скучно. — Ты говори, говори, — попросил Гром. — Мне интересно тебя слушать. В твоей голове поселилась мудрость. А по виду никогда не догадаешься.
Пашка подумал и решил, что ничего обидного в словах первобытного человека нет, поэтому стал объяснять дальше:
— На конце лески обязательно должен быть крючок. Это тебе понятно?
— Не очень, — признался троглодит.
— А что такое вопросительный знак, ты знаешь? — спросил Пашка. Он увлекся и совсем забыл, что троглодиты неграмотные. Когда видишь перед собой взрослого дядю, хоть и одетого в шкуру, трудно представить, что он не умеет читать и писать.
Пашка стал думать, как бы получше рассказать про крючок. Но придумал не сразу. А когда придумал, то попросил:
— Гром, погляди на меня.
Гром замер с копьем, поднятым для удара, потом повернулся к Пашке.
Пашка показал ему указательный палец, согнутый крючком:
— Видишь?
— Вижу, — печально ответил Гром, который уже устал обучаться рыбной ловле.
— Вот такую штуку мы должны сделать из железа или чего-нибудь твердого. И на конце будет такая острая зазубрина.
— Понял, — сказал троглодит так, что Пашка сообразил, что Гром ничего не понял.
Рыбина отплыла в сторону и провалилась.
— Ты закидываешь удочку в воду и ждешь, пока рыба клюнет.
— Рыба не птица, — сказал Гром и стал вылезать на берег. — Она клевать не умеет.
Пашка подобрал камешек и кинул его. Тот два раза подскочил на воде и утонул.
— Ты больше не будешь сегодня рыбу ловить? — спросил он. — А жалко. Мне есть еще чему тебя научить. Ты даже не подозреваешь, как интересно сделать бредень или невод.
Гром пошел вверх не оглядываясь, а Пашке не хотелось оставаться на берегу в одиночестве.
Он повернулся и через плечо кинул последний камень. В тот момент троглодит тоже обернулся и спросил:
— Ну, ты идешь, маленький обманщик? — и замер с разинутым ртом.
Оказывается, рыбина, которой тоже было интересно послушать, как Пашка изобретает удочку, вылезла из воды почти наполовину, и камень, наугад пущенный Пашкой, угодил ей прямо в голову. Оглушенная рыбина поплыла по реке белым брюхом вверх.
— Держи ее! Йеех! — завопил троглодит и, отбросив копье, кинулся в воду. Он догнал рыбину чуть раньше, чем это сделал крокодил, и выскочил на берег, прижимая ее к груди обеими руками. Хвост и голова рыбины свешивались вниз.
Пашка просто обалдел от неожиданности и сначала даже не понял, что рыбину оглушил именно он. Но троглодит, который шагал, с трудом удерживая скользкую рыбину в руках, все объяснил.
— Седой! — сказал он. — Приблудный мальчик! Ты великий охотник! Ты так заговорил рыбу, что она подставила тебе голову.
— А разве я плохо бросил камень? — спросил Пашка.
— Гениально! — ответил троглодит.
Вдруг Пашка почувствовал неладное и обернулся.
Этого еще не хватало!
Четыре или пять ископаемых крокодилов топали за ними по тропинке, спешили, толкались, стремясь отнять добычу у рыбаков.
Зрелище было таким ужасным, что Пашка подпрыгнул и, чуть не сбив Грома с ног, помчался наверх.
Он несся, ничего не видя перед собой, подобно неуправляемой ракете, и потому даже не заметил, как врезался головой в волосатую спину какого-то существа.
Существо тоже не ожидало нападения сзади, оно ткнулось носом в траву, издав при этом пронзительный испуганный крик.
И мгновенно кусты вокруг ожили. Оказалось, что там скрывалось несколько громадных обезьян, или похожих на обезьян людей, которые, услышав панический вопль своего родича, кинулись бежать, топоча, как стадо слонов, теряя дубинки и камни. Главное — спасти свою жизнь!
Существа вылетели толпой на площадку перед пещерой, повернули направо и с треском ринулись по заросшему кустарником обрыву, тогда как обитатели пещеры застыли от ужаса, открыв рты и не смея пошевелиться.
Потому что они увидели банду разбойников, которые, похоже, собирались напасть на пещеру. Но кто-то их прогнал.
И тут же появился Тот-кто-прогнал-злых-чу.
Это был юный охотник Седой. Его глаза сверкали от страха, но никто этого не увидел. Все решили, что глаза его сверкают от ярости.
Мама заключила Пашку в свои горячие объятия, стала его тискать, целовать и кричала при этом:
— Он — наш спаситель. Злые чу шли нас убить. Седой их увидел. Седой их побил! Седой прогнал целую банду чу.
— Кого-кого? — спросил Пашка.
Он высвободился из объятий Мамы. Как всякий сообразительный ребенок, Пашка уже понял, что никто не собирается ругать его за трусость, а наоборот, все думают, что он совершил геройский поступок.
Каждый старался дотянуться до Пашки, похлопать его, погладить. Даже злая старуха Туча криво усмехнулась.
А Девочка-без-имени поцеловала Пашку в щеку, страшно покраснела и убежала в пещеру под хохот всего племени.
Тут пришел Гром с рыбиной в руках. Но крокодилы, которых так испугался Пашка, следом не появились. Пашка понял, что они испугались криков и топота.
Все начали объяснять Грому, что Пашка, увидев бандитов чу, не побоялся кинуться на них и заставил их убежать.
«Сейчас Гром расскажет, что все было не так, что я убежал от крокодилов…» Пашка даже замер. Но оказалось, что Гром не видел крокодилов, и поэтому он протянул руку Пашке, сказав:
— А я думал: куда он побежал? Бежит — молчит. Не хотел раньше времени бандитов спугнуть, да? В другой раз зови меня. Вдвоем лучше.
— Нет, — сказал Паша, — вдвоем не лучше. Вдвоем они бы нас услышали.
Гром согласился:
— Вдвоем хуже. Один — лучше. Седой умный.
— А то! — сказал Пашка, который уже искренне верил, что сражался с бандитами чу.
Тут Гром вспомнил про рыбу и стал описывать подвиг Пашки, который не только знает все хитрости и секреты рыбной ловли, но и одним броском обыкновенного камня уложил такую рыбину!
— Лосось, — сказала Мама. — Редкая добыча. Будем жарить или так съедим?
— Так съедим! — закричали троглодиты.
— Икру не трогать, — строго предупредила Мама. — Икра — вождю. Полезно для здоровья.
Вдруг послышался стон, доносившийся снизу, со склона.
Пес поднял ухо и тявкнул.
Взрослые троглодиты схватили дубинки, заостренные палки и камни и осторожно пошли по направлению к стону.
Пашка отправился за ними, а троглодитские дети остались возле пещеры под охраной старухи и Крота.
Идти далеко не пришлось. Под большим деревом лежал, неудобно подогнув ногу, один из разбойников. Пашка сразу вспомнил рассказ Ричарда и фильм, который смотрел перед путешествием.
Это же неандерталец! Загадочный обитатель каменного века! Неандертальцы жили вместе с первобытными людьми, но потом исчезли. И никто не знает, что с ними случилось. Значит, Пашка — на пороге исторического открытия.
— Погодите! — закричал он, увидев, что Гром поднял дубинку и направился к неандертальцу. Тот попытался отползти, но подняться не смог — наверное, сломал ногу.
Неандерталец оказался не меньше человека ростом, куда шире в плечах и с более крупными и сильными руками. Словом, он выглядел могучим созданием. Лоб у него был низкий, покатый, брови так тяжело нависали над глазами, что и глаз-то не было видно, нос расплющенный, губы выпячены — нет, это просто горилла какая-то!
Неандерталец пытался защищаться, скалился, показывая очень большие зубы — такими можно и руку откусить. Ясное дело, он был обречен.
Но тут листва раздалась, и появились волосатые руки — несколько рук. Это остальные разбойники вернулись за своим пострадавшим товарищем.
Пашка снимал, стараясь не упустить ни одной детали этой сцены. Ведь его фильму цены не будет! Встреча людей с неандертальцами. Как жаль, что он не сумел снять собственную стычку! Ведь это он обнаружил засаду неандертальских разбойников. В другой эпохе ему за это полагался бы орден. А тут… Может, лишнюю косточку дадут на обед?
Но он приехал сюда не за орденами и косточками. Он — ученый. Его долг — все увидеть, понять и рассказать другим.
Гром опустил дубинку, но опоздал.
Пашка почувствовал облегчение от того, что Гром не успел убить неандертальца.
А троглодит начал ругаться страшными первобытными словами. Пашка постарался успокоить его.
— Понимаешь, — сказал он, — неандертальцы все равно вымрут. Скоро их не останется. Неужели тебе хочется, чтобы именно люди, разумные кроманьонцы, оказались причиной гибели неандертальцев?
Конечно, Пашка изъяснялся сложно для троглодита, но Гром его понял и уверенно ответил:
— Вот именно!
— Ты этого хочешь? — удивился Пашка.
— Мы все хотим, — сказала Девочка-без-имени, — Тогда не будет разбойников.
— Будет спокойно и много мяса! — заявили остальные троглодиты.
— Боюсь, что мне вас не переубедить, — вздохнул Пашка. — Но если не будет неандертальцев, у вас найдутся другие враги.
Троглодиты задумались. Они стояли вокруг Пашки и думали так напряженно, что было слышно, как у них поскрипывают еще не совсем человеческие мозги.
— Какие враги? — спросила Мама. Она даже обернулась, чтобы проверить, не крадется ли враг.
— Ну, тигры, медведи, крокодилы… Звери.
Все начали кивать, потому что были согласны с Пашкой. Они не подумали о зверях, но оказалось, что Пашка опять прав. Он такой умный!
— Всех зверей надо убить, — сказал Крот. — Тогда будет спокойно и хорошо.
— И много мяса! — сказали остальные.
— Да, — сказала Мама. — Тигр плохой, медведь плохой, все звери плохие. Они едят быка и оленя, они отнимают наше мясо.
— У-у-у! Наше мясо! — возмущенно зашумели троглодиты.
— Эх, — махнул рукой Пашка, — ничего вы не знаете про науку экологию. Волки и медведи — санитары леса.
— А кто такой санитар? — спросил Мальчик-без-имени.
— Это доктор, только поменьше, — сказал Пашка. — Он лечит людей.
Все подумали, потом Мама сказала:
— Наверное, это колдун. Он лечит зверей.
После этого все пошли обедать, и Пашке в самом деле дали большую кость жареного на костре ленивца. Он подумал, что совсем не так уж плохо быть героем. Главное — не трудно. Пришел, увидел и стал героем.
Пашка снимал, как троглодиты едят. Конечно, у них не было вилок и ножей, не говоря уж о ложках. Но хорошо, что они уже научились жарить мясо, а то бы Пашка умер с голоду.
Глава восьмая
ТИГРИНЫЙ КЛЫК
После обеда троглодиты отправились спать. Они сбились в кучу на сене и шкурах возле чуть тлеющего костра. Но Пашке спать не хотелось — у него практически каждая минута была на счету. К тому же тайна неандертальцев так и не разгадана. Хотя, возможно, Пашка близок к разгадке. Как говорил Ричард: «Ты попадаешь как раз в тот период, когда все следы неандертальцев исчезают. И никто не знает, то ли они были перебиты кроманьонцами, то ли смешались с ними и в каждом из нас живет кусочек неандертальца».
Пашка вспомнил отвратительные злобные морды неандертальцев и даже поморщился — так ему не хотелось, чтобы в нем оставался кусочек неандертальца.
Зато Пашка уже знал кое-что, о чем Ричард не догадывался. Оказывается, в конце своего существования неандертальцы стали разбойниками. Они нападали на людей. Может быть, они их ели? С таких станется! Как морлоки в «Машине времени» Уэллса. Эх, посмотрел бы великий писатель Уэллс, как московский школьник разгуливает по отдаленному прошлому!
Все троглодиты спали. Лишь возле входа в пещеру сидела Ора — одна из близняшек — и следила за костром. Пашка уже знал, что костер надо беречь: видно, у них здесь плохо со спичками.
Пашка помахал Оре и сказал:
— Я далеко отходить не буду. Можно?
Девушка решила, что Седой шутит.
— Великий воин! Победитель бандитов чу! Добытчик медовой гусеницы! Разве такой воин спрашивает разрешения у обыкновенной маленькой женщины, которая только недавно получила имя?
Пашка не стал возражать. Если она тоже считает его великим воином, значит, жизнь прожита не зря. Ведь им здесь, в первобытной эпохе, лучше знать, кто великий, а кто нет.
Пашка направился к тому месту на склоне, где они нашли неандертальца. Он решил, что попробует пойти по следам и отыскать, где неандертальцы живут. Вот тогда получится фильм «Последний неандерталец»!
Полянка, где лежал раненый, была вся истоптана. Трава примята. Пашка внимательно осмотрелся — он был настоящим следопытом на тропе подвигов.
Вдруг на глаза ему попался какой-то предмет. Пашка наклонился и поднял из травы маленький костяной шарик, продырявленный посредине. Сквозь дырку была продета тонкая полоска кожи. Амулет. Или талисман. Не помог он неандертальцу!
Интересно, а Пашке поможет? Пашка надел на шею кожаный ремешок. Костяной шарик был теплым и скользким на ощупь. На нем было что-то нацарапано.
«Теперь я член стаи неандертальцев», — подумал Пашка.
Он пошел дальше, в ту сторону, куда соплеменники утащили раненого. Они волокли его через кусты, и потому идти по следу было нетрудно. Пашка конечно же шел осторожно и прислушивался. Меньше всего ему хотелось попасть в зубы к тигру или медведю.
Вдруг он остановился.
Справа от него кусты были особенно густыми, казалось, что в глубь зарослей ведет темный ход, который закрывала огромная паутина. Конечно, попасть в такую паутину страшно, да и хозяин наверняка — великан среди пауков. Но в тот момент Пашку увлекла совсем другая мысль.
«Это же выход! — подумал он. — Гигантский шаг вперед в прогрессе человечества. Именно из такой паутины можно сделать сеть для ловли рыбы, лески для удочек и даже силки для птиц. Но сначала надо посмотреть, кто там хозяин».
Пашка отыскал на земле толстый короткий сук и кинул его в паутину. Паутина затрепетала, сук было приклеился к ней, но потом оторвался и упал на землю.
Паук не появился. Скорее всего, у паутины не было хозяина. Он ушел жить в другое место, а паутину оставил. Пауки никогда не сворачивают паутину и не уносят ее с собой.
Пашка отыскал палку подлиннее и стал дергать паутину.
Никакого эффекта.
Тогда Пашка понял, что находка действительно великолепна.
Он начал срывать концом палки тросик, которым паутина крепилась к стволу дерева. Тросик оборвался. Наматывая его на палку, Пашка подошел к паутине совсем близко.
Что делать дальше? Нужна вторая палка.
Пашка стал оглядываться и не заметил, как сделал шаг назад. И тут кто-то схватил его липкими лапами.
С перепугу Пашка попытался обернуться — липкие лапы оказались паутиной! Пашка почти успокоился. Паука здесь нет, а с паутиной он справится.
Но выяснилось, что все не так просто. С каждым движением Пашка все больше запутывался. Паутина была не только липкой, но и ужасно крепкой — разорвать нить оказалось невозможно.
Пашка начал злиться. Лишнего времени у него нет, пора спешить к неандертальцам, а тут такая вот глупость получилась!
Он рванулся сильнее, но паутина схватила его еще крепче.
И тут проснулся хозяин этой ловушки. Вернее всего, он не спал, а поджидал настоящую добычу.
Это был старый мудрый паук, который не кидается на всякие там палки и сучья. Он ждет, когда вкусненький, сладенький человечек сам себя завернет в липкую паутину, тогда можно проснуться и пойти укусить, чтобы не дергался. А потом, как из большой мухи, высосать всю кровь.
— Стой! — закричал Пашка. — Ты с ума сошел! Я здесь на практике!
Паук, конечно, и не подозревал, что существует какая-то практика. У него самого была вечная практика — он никогда не занимался теорией поедания людей, он поедал их на практике.
Паук шел к Пашке не спеша, туловище у него было размером с два кулака, глаза черные, маленькие, злобные, а волосатые лапы… Вы никогда не видели таких страшных когтистых волосатых лап, каждая длиной в руку!
Паук нетерпеливо перебирал этими жуткими лапами, собираясь прыгнуть.
У Пашки от ужаса перехватило горло.
И в этот момент паук прыгнул!
Пашка зажмурился…
Ничего не случилось.
Пашка открыл глаза.
Паук лежал на земле — все лапы кверху, рядом — большой камень.
Пашка посмотрел в другую сторону. Оттуда ковыляла злая старуха Туча.
— Глупый Седой, — сказала она. — Все думают, что воин, а ты — глупый.
— Ну уж, попрошу! — обиделся Пашка. — Я не давал вам оснований…
Откуда-то из складок своих шкур, в которые она была закутана, как кочерыжка в капустные листы, старуха вытащила заостренный на конце булыжник и начала быстро резать паутину. Вскоре Пашка буквально вывалился оттуда.
— Надо идти в реку, помыться, — проворчала Туча, повернулась и пошла прочь.
— Вы куда? — спросил Пашка.
— За грибами, — ответила бабка противным голосом. — Не век же мне с тобой возиться.
— Спасибо, бабушка, — сказал ей вслед Пашка. — Возможно, вы спасли мне жизнь.
— Не возможно, а наверняка, — буркнула бабка.
Пашка принялся сдирать с себя клочья паутины и вдруг вспомнил об одном важном обстоятельстве.
— Туча! — крикнул он.
Надежды на то, что старуха все еще бродит поблизости, не было, но все же…
— Чего тебе? — издали откликнулась Туча.
— Я хочу вас попросить…
— Да не скажу я никому, не скажу, не бойся! — крикнула бабка. — Дело молодое, глупое…
Отдышавшись, Пашка решил продолжить путешествие. Правда, теперь он старался идти по открытым местам и не приближаться к густым кустарникам. На его счастье, выше по склону деревья стояли редко, между ними росла высокая трава. Один раз Пашка остановился, потому что неподалеку пробежала дикая свинья, очень похожая на современную, только с длинной мордой и большими загнутыми клыками, отчего она напоминала слоника. За свиньей вереницей бежали поросята с махонькими клыками. При виде человека семейка припустила со всех ног.
Еще через несколько метров подъем кончился, и Пашка вышел на равнину, на которой росли одиночные деревья. Равнина тянулась далеко, и края ее скрывались в легкой мгле.
Пашке захотелось идти весь день, а может, сто дней, раздвигая высокую траву, вдыхая душистый степной воздух…
И тут он увидел то, о чем и не мечтал: почти у горизонта двигались черные силуэты самых настоящих мамонтов!
Для Пашки путешествие в прошлое по-настоящему началось только с этого момента. Люди они и есть люди — ты их только переодень, и они станут троглодитами. Неандертальцы — большие обезьяны без всякого разумения. Да и не видел их Пашка толком… Но мамонты, волосатые гиганты с кольцами огромных, до земли, бивней, горбатые, неповоротливые!.. Вот такого Пашка с удовольствием подстрелил бы в поединке один на один. Ну а потом начал бы охранять тех, кто остался в живых.
Мамонты брели не спеша, иногда кто-нибудь из них останавливался и начинал рвать хоботом траву. Остальные ждали. Один мамонтенок прыгал, пытаясь достать до веток дерева. Подошла мать и наклонила верхушку, чтобы сыну было удобнее.
Мамонты приближались, и Пашке уже было видно, как сверкают их глаза, как белые цапли сидят у них на спинах и выклевывают блох или каких-то других паразитов — ведь мамонты, как и троглодиты, никогда не моются.
И тут Пашке довелось стать свидетелем трагедии.
Другой мамонтенок, чуть больше того, что пытался достать до веток, отстал от стада. Неожиданно из-за дерева метнулась тень. Гигантский тигр взлетел в воздух, когти его вонзились в хобот мамонтенку. Мамонтенок не выдержал этого могучего удара, упал и завопил, совсем как обиженный ребенок. Тут же ему в ответ затрубила мать. С неожиданной для такой неуклюжей громады резвостью она развернулась и кинулась на помощь своему ребенку.
Появился второй тигр. Он встретил мамонтиху, спешившую на выручку сыну, и, подпрыгнув, вцепился ей в лоб, раздирая задними лапами хобот.
Наверное, вся эта схватка закончилась бы для мамонтов плохо, но, как всем известно, слоны — куда более умные животные, чем львы или тигры. Они знают, что сильнее всех тогда, когда вместе.
Мамонты разом развернулись и стеной бросились на хищников.
Тигр, который пытался растерзать мамонтенка, был слишком поглощен своим злодейским занятием и не заметил опасности. Зато второй успел сообразить, что против стада мамонтов ему не устоять. Поджав хвост, он побежал прочь. Первый же поднял окровавленную морду, показал огромные желтоватые клыки и страшно зарычал.
Но его рычание никого не испугало.
Тяжелые крутые бивни ударили тигра по голове, толстые могучие ноги начали топтать его, и, хотя теперь он пытался убежать, было поздно. Прошло, наверное, чуть меньше минуты, и раздавленный саблезубый тигр уже валялся в траве.
Мамонты старались поднять мамонтенка. Они толкали его лбами, тянули хоботами, пока наконец он, пошатываясь, не встал на ноги. Две слонихи сжали его мохнатыми боками и так, между собой, повели. Сзади, прихрамывая, топала его мать.
Пашка был доволен, что заснял и эту сцену. Как оператору ему сказочно везет!
Надо бы возвращаться домой, в пещеру, но любопытство заставило пойти вперед. Ничто вроде ему не угрожало, никаких диких зверей поблизости. Пашка смотрел под ноги, чтобы не наступить невзначай на змею или скорпиона.
Над головой парили птицы. Одна из них спикировала вниз — Пашка понял, что стервятники заметили добычу. Он подобрал сук потяжелее и побежал к тигру, потому что в любой момент следом за стервятниками могли появиться гиены, шакалы, может, даже другие тигры. Многих зверей Пашка и в кино не видел, но уже знал, что настоящий охотник должен быть осторожен.
Подойдя к лежавшему на земле тигру, Пашка увидел, что мамонты постарались на славу. Морда тигра была раздавлена тяжелыми слоновьими ножищами, тело разорвано бивнями. Даже шкуру не возьмешь как охотничий трофей.
От жуткого удара один из клыков тигра отлетел в траву. Да, это был настоящий кинжал! Такого оружия у троглодитов нет.
Пашка поднял клык, обмотал широкий конец травой, чтобы было удобнее держать, сунул «кинжал» за пояс и повернул к пещере, размышляя о том, что с помощью таких клыков можно развить сельское хозяйство — копать, рыхлить, сеять.
Обратный путь обошелся без приключений.
Подойдя к пещере, Пашка крикнул:
— Выходи кто живой, начинаем развивать сельское хозяйство!
Когда соплеменники, которые все еще дремали после обеда, выползли наружу, Пашка вытащил из-за пояса клык саблезубого тигра и спросил:
— Ну, кто теперь лучший охотник?
Конечно, Пашка шутил и собирался честно рассказать, как стадо мамонтов разделалось с тигром, но, когда на лицах троглодитов появилось столь почтительно-восхищенное выражение, Пашка засомневался, рассказывать правду сразу или немного подождать.
— Где ты его видел? — спросила Мама.
— Там лежит! — Пашка показал в сторону леса. — Хотите — проверьте!!
— Это ты?.. — У Грома даже слов не нашлось, чтобы выразить свое удивление.
— Да, — сказал Пашка, который уже твердо решил не признаваться. — Увидел я саблезубого тигра…
— Клыка! — ахнули троглодиты.
-…и вынужден был его завалить. Правда, нелегко мне пришлось…
— О! — сказала Девочка-без-имени. — Ему пришлось нелегко!
— Надо будет сходить наверх и выбить у тигра другие клыки. Тогда у всех будут такие кинжалы.
Троглодиты очень испугались. Они стали отворачиваться от Пашки, закрывая ладонями глаза.
— Нет! Нельзя даже смотреть на Клыка. Клык — хозяин леса! Клык — табу, — заговорили дикари.
— Табу или не табу, но мы его уничтожили, — сказал Пашка, причисляя себя к мамонтам.
— Он великий охотник, — сказала близняшка Ура. — Седой — великий охотник.
— Я хочу, чтобы он стал моим мужем, — заявила близняшка Ора.
Пашка даже покраснел от такого предложения.
— Успеешь, — сказала Мама. — Чтобы выйти замуж, надо сначала выучиться. Сколько видов съедобных грибов ты знаешь?
Ора принялась загибать пальцы и наконец сказала:
— Столько пальцев и еще немного.
Все начали смеяться так, что забыли про Пашку. Взрослые даже плакали от смеха, а малыши катались в пыли и в золе кострища. Даже злобная старуха Туча несколько раз хихикнула в кулачок. Когда же троглодиты отсмеялись, Гром сказал:
— Ты не знаешь простых вещей. Съедобных грибов… — Он поднял палец и огляделся. На мгновение палец его уткнулся в Пашку, и Пашка уже готов был честно сказать, что не знает, но, наверное, много… Однако в конце концов палец охотника уткнулся в Девочку-без-имени.
— Съедобных грибов, — сказала она громко, — сколько пальцев на руках, и еще сколько пальцев на ногах, и еще сколько шагов до реки.
Троглодиты принялись ухать, выражая удовлетворение, потому что Девочка-без-имени ответила правильно, а Гром сказал:
— Вот если бы эта девочка захотела взять Седого в мужья, я бы разрешил, потому что она много знает. Вот скажи нам, сколько яиц может снести орлица?
Девочка подняла два пальца.
Все снова обрадовались. Все, кроме, конечно, Оры. Она уже поняла, что, пока всему не выучится, не видать ей мужа как своих ушей. А когда она выучится, хороших мужей уже разберут. Поэтому она тихо заплакала, а Мама сказала:
— Пора дать имя этой девочке. Я думаю, что для нее есть хорошее имя: Умница.
— Пусть она будет Умницей, — сказал Гром.
И все согласились.
Пашка упрямо повторил:
— Надо пойти добыть побольше таких клыков.
Но троглодиты его как будто не слышали и стали расходиться кто куда. Даже Умница, которая всегда бегала за Пашкой, как собачонка, на этот раз отошла подальше. Так они все боялись тигра, даже мертвого.
Пашка сел на плоский камень и начал говорить. Он говорил медленно, чтобы его понимали. И сложных слов не употреблял.
— Хватит жить как троглодиты, — сказал он. — Я, великий охотник Павел по кличке Седой, говорю: надо идти к цивилизации. Иначе вы никогда не сможете подняться до самых вершин, изобрести радио и телефон.
Троглодиты слушали, явно ничего не понимали, но покорно кивали. Да Пашка и сам сообразил, что выступает не по делу. Как они изобретут телефон, если не знают даже колеса? Но остановиться Пашка уже не мог.
В этом беда всех вождей. Они начинают выступать, люди собираются, слушают их и думают: сейчас мы узнаем что-то очень важное. А вожди слышат только самих себя и поют как глухари. Почему глухарей зовут глухарями? Это такие большие птицы, которые поют и сами так радуются своему таланту, что ничего и никого, кроме себя, не слышат. Глухие они к чужому слову и мнению, за что и получили свое название. Охотники подходят совсем близко и берут этих птиц голыми руками. Потому глухарей и осталось так мало.
Вот и Пашка пел свою песню и не мог остановиться, хотя и понимал, что его речь для троглодитов — что китайская грамота. То есть слишком сложная.
— Я тут подумал, — продолжал он, — и понял, что у вас полное безобразие с орудиями труда и охоты. Даже то, что природа вам дарит, — например, клык саблезубого тигра — вы не хотите использовать. Вот скажите мне: вы охотитесь на мамонтов?
Теперь троглодиты поняли Пашку и начали махать на него руками: мол, ты что, окстись, нам жизнь еще не надоела!
— А ведь мамонт — это груда хорошего мяса, это теплая шерсть и бивни, на которых можно вырезать различные картинки из вашей жизни.
— Не хотим слушать, страшно! — кричали троглодиты.
— А у меня есть план, — сказал Пашка. — Смотрите сюда.
Он взял камешек, сел на корточки и нарисовал прямую линию.
— Это, — пояснил Пашка, — тетива.
— Тетива, — повторили троглодиты.
Пашка нарисовал дугу, концы которой соединялись с тетивой. Ткнул пальцем в дугу и сказал:
— Дерево.
Троглодиты кивнули.
— Мы привязываем тетиву к концам толстой упругой ветки и натягиваем ее. Поняли? Ничего вы не поняли, но я покажу это в действии. Потом надо будет сделать стрелы и наконечники для них. С этим луком мы выйдем на охоту за мамонтами. И притащим мамонта в пещеру. Ура!
Все закричали «ура» и многие говорили, как повезло племени, что с ним согласился жить такой великий и мудрый охотник.
Глава девятая
В ПЕЩЕРУ ПРИШЕЛ МЕДВЕДЬ
Послушав Пашку, троглодиты разошлись по своим делам.
А Пашка принялся изобретать лук.
Когда он говорил об этом, казалось, что проблема не такая уж и сложная: веревка, палка и несколько палочек поменьше — вот и все оружие. А попробуй изобрети! Тетиву сделать не из чего, даже ветку подходящую срезать нечем. А из чего прикажете делать наконечники для стрел?
С паутиной не получилось. Значит, надо придумать катапульту. Вырезаем из дерева громадную ложку, кладем в нее бомбу…
Пашка даже улыбнулся. Путь к прогрессу оказался совсем не таким простым, как Пашке представлялось вначале. И все же сдаваться он был не намерен. Лук не получается, катапульту откладываем… Но можно выкопать глубокую яму в том месте, через которое мамонты проходят, направляясь к водопою, и, когда они пойдут, вожак обязательно провалится в замаскированную ловушку.
Правильно! Это идея. Сейчас поднимем народ и пойдем копать яму.
Пашка открыл было рот, чтобы призвать соплеменников в поход, но остановился.
Потому что копать землю было совершенно нечем. Лопату еще не придумали. А из чего ее делать? Ведь железа нет!
Пока Пашка ломал голову над тем, как направить троглодитов к прогрессу, из пещеры вышел горбатый Крот. За ним семенил ребенок.
Крот волочил орудие, которого Пашка еще не видел. Это был большой камень, похожий на грушу с заостренным концом, хитрым образом, крест-накрест, примотанную к толстой короткой палке. Получился молот… А может, топор?
— И что же ты собираешься таким топором рубить? — спросил Пашка у Крота.
— Таким топором я буду рубить дерево, — ответил Крот. — Огню надо кушать.
— Какое дерево? — Пашка чуть было не засмеялся. Видали чудака — молотком дерево рубить!
Пашка пошел за Кротом и принялся учить его жить.
— Такой штукой ты дерево не срубишь, — объяснял он. — Такой штукой можно гвоздь забить. Только у вас гвоздей нету. Можно муху убить. Но ты наверняка промахнешься. Топор, скажу тебе, еще изобрести надо. Я как раз над этим думаю. Так что оставь этот булыжник и подожди, пока я изобрету топор. Хочешь, я тебе нарисую, каким он будет?
— Ты великий охотник, — сказал Крот. — Все знают. Но я умею рубить деревья. Я тебя не буду учить, ты меня не учи.
Пашка не знал, обижаться ему или нет.
Но тут Крот остановился перед большим сухим деревом, размахнулся своим тупым топором — и на коре осталась вмятина.
— Смотреть противно! — заявил Пашка.
Крот спокойно и не спеша колотил по дереву, в одно и то же место. Постепенно вмятина становилась все шире и глубже.
Пашке тоже захотелось постучать, но Крот ему топора не дал.
— Ну, как хочешь, — сказал Пашка. — Только не обижайся, когда я изобрету настоящий топор и тебе его не дам. Понимаешь?
— Понимаю, — печально ответил Крот, которому, видно, все-таки очень хотелось получить новый топор. — Но я буду понемножку старым рубить.
— Ну, до завтра, — попрощался Пашка.
«Совершенно дикие и даже психованные люди, — подумал он. — Крот проведет все ближайшие дни возле этого несчастного дерева, а ведь потом надо будет пилить на куски…»
Пашка поднялся к пещере. Все там были заняты какой-нибудь работой, но делали все как-то по-уродски.
Женщины скребли шкуры, чистили их, потом Тигр потащил шкуры к реке — мыть. Мама — большой мастер — оббивала куски кремня, чтобы получилось некое подобие ножей. Ну будто ничего другого делать не умела! Старуха Туча обжаривала на костре куски мяса впрок. Пашка подумал, что еще день-два — и он помрет без соли. Как они без соли обходятся — непонятно! Одно слово — дикари.
Пашка подходил ко всем по очереди и предлагал свою помощь. Но все отвечали ему, что такой великий охотник должен охотиться, а не тратить время на домашнее хозяйство.
Тогда Пашка отправился на охоту. Встретился ему рыжий заяц с висячими ушами — видно, предок нашего. Пашка погнался за ним, а заяц не спеша улепетывал. Потом остановился, обернулся и покачал головой. Пашке стало стыдно: чего он гонится за таким красивым зверем, чтобы убить?
Погуляв по лесу, Пашка хотел было набрать грибов, но он давно не был в лесу и, честно говоря, вообще знал только два вида грибов — белые и мухоморы, все остальные считал поганками. Так что, если бы ему держать здесь экзамен, он провалился бы, как Ора.
Пашка вернулся к пещере.
И был буквально потрясен. Оказывается, пока он отсутствовал, Крот приволок огромное бревно, и теперь ребятишки долбили камнями ствол, чтобы получились чурбачки.
«Наверное, дерево было внутри пустое, — подумал Пашка. — Иначе бы он так быстро не справился». Пашке очень не хотелось признавать, что троглодиты отлично обходятся без его изобретений.
Так прошел первый день Пашкиной практики.
Ночью ему снилось, что он выкопал громадную яму, и в эту яму валятся один за другим мамонты и тигры. А сам Пашка спускается туда по веревке и связывает жертвам ноги, чтобы соплеменники могли вытянуть добычу наверх.
Пашка проснулся от холода и с мыслями о том, как надо учить троглодитов.
Все они, даже дети без имени, уже вскочили и выбежали греться на солнышко. Старуха раздувала почти погасший за ночь костер. Остальные сидели снаружи, завтракали — доедали вчерашнее мясо и рыбу и обсуждали планы на будущее. Пашка немного обиделся, что его не позвали, но виду не подал. В конце концов, хоть он и великий охотник, но всего-навсего гость.
Заметив Пашку, Ура протянула ему мясную косточку.
Он стал есть как дикарь — дикарские порядки Пашке нравились: руки мыть не надо, купаться не надо, о ноже и вилке можно забыть, даже причесываться ни к чему.
— Сейчас Медведь придет, — сказала Ура шепотом. — Ты знаешь Медведя?
— Это зверь или человек?
— Ой, какой ты умный, Седой! — ахнула Ура. — Конечно, он сразу и человек, и зверь. Он страшный, как зверь, и главнее всех людей.
— Он из нашего племени? — спросил Пашка, решив, что, может, кто-то уходил на долгую охоту, а теперь возвращается.
— Не притворяйся, — обиделась Ура, — все знают Медведя.
Пашка не успел ни о чем больше спросить, как из-за скалы вышел большой, широкоплечий, сутулый охотник. Он был совсем лысый — вот уж Пашка не думал, что троглодиты бывают лысыми! Это все равно что лысый лев.
Но Медведь был хитрым лысым: он перекидывал длинные черные пряди волос из-за ушей поперек лысины и еще смазывал чем-то, чтобы держались. Так что лысина у него была полосатая, как спина зебры.
На шее у Медведя висело ожерелье из медвежьих зубов. «Ну вот, — подумал Пашка, — мне, значит, нельзя, а какому-то приходящему Медведю можно целое ожерелье».
Медведь ему не понравился с первого взгляда. Сразу было видно, что он куда более знаменитый охотник, чем Пашка.
За Медведем шел воин с большой дубиной.
Оба незнакомца были чем-то похожи — низкие лбы, не больше, чем у неандертальцев, глазки маленькие, а челюсти тяжелые, скошенные. Это были люди, но похожие на неандертальцев.
Мама вела себя с достоинством, хотя Пашка почувствовал, что Медведя она побаивается.
Правил приличия люди еще не выдумали, так что Медведь не поздоровался, а сразу прошел к пещере, возле которой собралось в кружок все племя, и, отодвинув в сторону Уру, уселся. Его помощник, или телохранитель, положил дубину на колени и опустился рядом, скрестив ноги, притом так сильно стукнул мальчика, у которого еще не было имени, что тот заныл и убежал в пещеру.
На земле лежали остатки мяса. Мама сама взяла два куска получше и протянула их гостям.
Телохранитель откусил, пожевал и произнес:
— Ленивца поймали. Редкая добыча.
— Седой поймал. Он молодой, но хороший охотник, — сказал Гром.
Медведь покосился на Пашку:
— Чужой. Гоните его.
— Мы знаем, кого гнать, — сказала Мама.
«Вот молодец, — подумал Пашка, — а я уж испугался, что они меня предадут».
Медведь тоже попробовал мясо, но оно ему не понравилось.
— Плохое мясо, — сказал он и бросил кусок себе за спину. Пес с лаем кинулся туда, решив, что это его угощают.
Медведь загоготал. Остальные молчали. Пашка подумал, что им, очевидно, не нравится, когда мясо кидают собакам. Мясо еще поймать надо. Он хотел было все это сказать нахальному Медведю, но Умница — недаром имя такое получила — толкнула его в бок и одними губами произнесла:
— Молчи.
— Надо вам идти в мое племя, — заявил Медведь.
Никто ему не ответил. Только телохранитель, который доел свой кусок и выкинул кость, сказал:
— Маленькое племя — одни беды. Завтра вас разбойники чу съедят — кто поможет? Большой Медведь далеко.
— Мы придем в твои пещеры, — заговорила Мама, — охотники будут приносить мясо, а ты будешь его есть? Ты возьмешь себе наших женщин, чтобы они кормили и развлекали тебя? Ты этого хочешь?
— Я не приду, другой придет, — сказал Медведь. — Маленьких всегда едят.
— Когда большая охота, мы идем, как все, — возразила Мама. — Что ты хочешь?
Медведь скривился — ему не понравилась речь Мамы. Потом он протянул руку и схватил оставшийся кусок мяса — словно нечаянно. Но было видно, с какой жадностью горели его глаза.
— Чу очень мешают, — сказал Медведь. — Чу много развелось. Надо чу всех убить и сделать из их шкур одеяла.
Все молчали.
— Чу надо убить, — наконец согласилась Мама. — Это верно. Сегодня чу подбирались к нашему жилищу. Хорошо, что наш новый воин Седой увидел их и прогнал.
— Хэ! — крикнул Медведь. — Этот детеныш не охотник! У него не должно быть имени!
— Племя решает, кому давать имя, — сказала Мама. — Это закон леса.
— Ты пожалеешь, — пригрозил Медведь.
— Что надо делать? — спросил Гром.
— Чу уходят от зимы, — сказал Медведь. — Многие собираются в Долину Горячей Воды. К ним можно подкрасться незаметно. Мы подойдем и убьем всех чу.
— Убьем всех чу! — закричали дети.
— Убьем чу! — закричали взрослые.
Все радовались, словно их ожидала удачная охота.
— А зачем их убивать? — спросил Пашка.
Все посмотрели на него с осуждением.
— Но они же плохие, — сказала Умница.
— Они разбойники, — сказала Ура.
Но главное сказал Медведь:
— Они — другие. Значит, их не должно быть. Есть только люди. Большие коричневые люди. И тебя, чужой, тоже надо убить.
— Я уже говорила, — возразила Мама, — воина Седого никто не тронет.
Медведь не стал с нею спорить.
— Пойдем ночью, — сказал он. — Мы их растопчем. Пусть до темноты все соберутся в моей пещере.
— Разорвем! — закричал Гром.
— Шкуру сдерем! — закричал Крот.
— Старуха Туча! Оставайся и смотри за костром, — приказала Мама. — Ты знаешь: если мы останемся без огня, мы убьем сначала тебя. Седой, где твой тигриный клык? Покажи Медведю.
— Я не пойду убивать чу, — набравшись смелости, выпалил Пашка.
Очень трудно сказать «нет», когда все говорят «да». Ведь тебя не поймут, а будут думать, что ты трус.
Удивительно, но Пашкины соплеменники сразу забыли, что он великий охотник. Они словно прозрели и увидели перед собой просто чужого мальчишку.
— Как ты смеешь?! — закричала Мама. — Мы тебя убьем!
— Надо убить его, — согласился Медведь. — Я приказываю вам убить его! — И он ткнул толстым пальцем в Пашку.
Не надо было ему так говорить. Своим нахальством он спас Пашке жизнь.
— Я — вождь племени, — сказала Мама. — Я здесь говорю. Когда ты покоришь мое племя, я буду слушаться тебя.
Медведь криво усмехнулся и пошел прочь. За ним последовал телохранитель с дубиной.
Пока племя собиралось в поход, Мама подошла к Пашке.
— Вместо тебя пойдет Туча. Ты остаешься в пещере один. Главное — береги огонь. Огонь — наш живой друг. Если огонь умрет, племя тоже умрет.
— И на что вам только сдались эти чу? — спросил Пашка.
— Ты чужой, ты не знаешь. Они как дикие звери. Их надо убивать. Пока всех не убьем, они будут грабить и убивать нас, мешать нам охотиться, отнимать нашу пищу. Но их уже осталось немного. Скоро мы убьем последних.
Пашка слушал вождиху и думал: «Вот и разрешилась историческая загадка. Оказывается, наши прабабушки и прадедушки убили несчастных неандертальцев. А не убили бы, еще неизвестно, кто бы сегодня владел Землей».
Уходя, соплеменники старались не смотреть на Пашку, только Мама подошла к нему и сказала:
— Сними пояс.
— Зачем?
— Это пояс охотника. И отдай нам свое имя.
— Возьмите.
— Ты больше не Седой, — сказала Мама. — Ты Пшшшк, как ты сам себя назвал. И пускай тебе будет стыдно.
— Стыдно убивать людей, — возразил Пашка. — И еще, наверное, исподтишка.
— А как же по-другому охотиться? — удивился Гром. — Конечно, надо подобраться исподтишка. А то могут дать сдачи. Они жутко сильные. — И с этими словами Гром первым зашагал по тропинке к реке.
За ним последовали остальные. Даже дети несли маленькие дубиночки. Последней шла Умница. Она обернулась, и Пашке показалось, что девочка плачет.
— Не обращай внимания! — крикнул он. — Все будет хорошо.
Наконец племя скрылось в листве, и наступила тишина.
Пашка в одиночестве остался на площадке перед пещерой.
Глава десятая
В ПЛЕНУ
Время Пашка, конечно, определить точно не мог, но солнце двигалось по небу, и он подсчитал, что прошло больше часа.
Он ломал голову, чем бы заняться.
Может, бросить этот проклятый костер и побежать к неандертальцам предупредить их об опасности? Но Пашка хорошо знал, чем кончается такая беготня — реанимацией! Достаточно представить себя на их месте. Прибегает к тебе какой-то марсианин и начинает на своем языке или на языке твоих злейших врагов что-то втолковывать. Да ты вытащишь бластер и начнешь стрелять!
«Какое счастье, что здесь нет бластеров, — подумал Пашка, прервав ход своих тревожных мыслей, — а то меня давно бы кто-нибудь пристрелил! Наверное, это очень разумно с точки зрения эволюции: пока люди дикие, у них дубинки и камни, а пушки и бомбардировщики они изобретают, только когда становятся культурными…»
Что-то в собственных рассуждениях Пашке не нравилось, но ему не хотелось особенно задумываться. Пашка был человеком действия, а не рассуждений.
Человеку действия хочется действовать.
Человеку действия противно сидеть у костра и подкладывать в него дровишки, которые, кстати, кончаются, а это значит — надо идти собирать хворост или ломать сухие ветки. Но такой труд — не для великого охотника.
К тому же Пашка хочешь не хочешь, но должен был помнить, что сам он не троглодит, а школьник, живет в двадцать первом веке и проходит практику по истории. И снимает фильм. А раз он снимает фильм, то неплохо бы придумать интересный сюжет. У костра ничего интересного не снимешь. Значит, надо идти искать этот сюжет, как делают все киношники.
В берлогу к пещерному медведю соваться глупо — он тебя голыми лапами одолеет. Ловить за хвост саблезубого тигра? Отыскать гигантского оленя, у которого рога в размахе четыре метра — такие висят в кабинете у Ричарда?
Пашка перебирал в уме всякие варианты, хотя заранее знал, куда пойдет. Конечно же он отыщет мамонтов, подберется к ним поближе и сделает фильм что надо!
Пашка даже знал, где искать мамонтов — там, где проходит тропа на водопой.
Он высунулся из пещеры. Зарядил мелкий дождик, порывами дул ветер. Жалко, что Мама отняла охотничий пояс. Жестокие все-таки здесь нравы!
Погоди-погоди… Мама велела снять пояс, чтобы злобный Медведь видел, как она наказывает Пашку. А куда она дела пояс? Кинула его в угол, где все спят, на шкуры.
Пашка нагнулся, пошарил и сразу нашел свой пояс. Значит, Мама на самом деле не собиралась лишать его звания охотника. Эта мысль Пашку порадовала, он снова надел пояс и сунул в карман последний кусок мяса, что лежал возле костра. Вдруг захочется есть?
Потом Пашка полюбовался своим кинжалом, обмотал его с одного конца липучей лианой, затем куском старой кожи, чтобы было удобно держать в руке. Теперь, звери, берегитесь! Идет хозяин тайги!
На прощание Пашка позаботился о костре. Он подложил два последних больших полена, пошуровал, чтобы лучше горело, — до его возвращения хватит.
За день, проведенный в первобытной эпохе, Пашка немного научился осторожности. Он уже не бросался в кусты или в речку, не посмотрев сначала, кто там может его поджидать. Поэтому он простоял целую минуту, положив руку на кинжал. Тихо. Птицы перекликаются — значит, никого не боятся.
Пашка подобрал с земли палку — крепкую и достаточно длинную, чтобы можно было пошарить ею в кустах, проверить, нет ли там скорпиона или змеи, и пошел в гору, туда, где лес редел, и начинались округлые холмы с редкими деревьями на склонах.
Он шел по лесу и уже узнавал знакомые места. Вот здесь он запутался в паутине… А вот там мамонты растерзали саблезубого тигра.
Пашка взглянул на небо: не напал бы птеродактиль!
Ну как можно было так подумать?! Птеродактили вымерли вместе с динозаврами. Они ведь и были летающими динозаврами. В ледниковый период динозавров вообще не осталось. А если бы и остались, то погибли бы от холода. Во времена динозавров климат на Земле был влажным и теплым, как в парнике. Но в течение многих тысяч лет ледники наступали с севера, изгоняя все живое. Остались только те существа, которые не боятся холода. Вот, например, мамонты — у них шерсть до земли, или медведи и саблезубые тигры — они, как современные уссурийские тигры, зимы не боятся. Ну, и люди, конечно. Они к тому времени уже знали, как одеваться в шкуры, как греться в пещерах, и приручили огонь. Даже вон придумали должность — дежурный у костра.
Пашка миновал то место, где погиб саблезубый тигр.
Волки и коршуны сделали свое дело — на земле валялись лишь разбросанные кости. Даже клыки пропали — может, здесь кто-то побывал не глупее Пашки и сообразил, какое это хорошее оружие.
В траве еще суетились мелкие зверюшки, которые полакомились тигром и теперь, наверное, ждали, что человек убьет для них еще одного.
— Не дождетесь, — сказал Пашка, — я сегодня на мирной тропе.
Он пошел дальше. Шел он долго, где-то с полчаса, пока наконец не добрался до вершины холма. Перед ним открылся великолепный вид на холмистую равнину. Далеко-далеко на горизонте ее пересекали голубые горы, на которых лежал снег.
В долине паслись стада различных животных. В основном они были похожи на современных, но все же чем-то отличались от них. Наконец-то Пашка увидел гигантских ископаемых лосей с рогами-крышами, несколько семейств мамонтов, диких быков и антилоп и даже животное, напоминавшее мохнатого жирафа.
Пашка подумал, что, наверное, пора назад, в пещеру, но потом решил, что троглодиты вряд ли вернутся из своего военного похода так скоро. Значит, можно пройти еще немного и попытаться снять мамонтов.
Пашка быстро пошел вниз по склону холма. По дороге ничего с ним не произошло, если не считать, что он чуть было не наступил на большую желтую змею, которая, увидев Пашку, громко зашипела — может, сама испугалась больше его; она скользнула в траву и пропала.
Но выяснилось, что добраться до мамонтов не так просто. То ли они издевались над Пашкой и не спеша отходили, когда он приближался, то ли это был просто обман зрения — все время казалось, что они ближе, чем обнаруживалось потом.
Но Пашка не сдавался. Он припустил по склону, пригибаясь, чтобы не вспугнуть стадо, и через несколько минут подобрался уже достаточно близко, чтобы начать съемки.
Сами мамонты были очень внушительными — горы шерсти и мяса, бивни такие… такие… Вдруг Пашку осенило! Когда он научит свое племя охотиться на мамонтов — делать луки и копать ямы-ловушки, — надо будет отпиливать у мамонтов бивни, а потом натягивать на них брезент. Получатся замечательные палатки!
Правда, сообразил Пашка, придется еще придумать пилу и брезент.
Один из мамонтов словно услышал Пашкины мысли, такие опасные для жизни, и, вытянув хобот, громко затрубил. Другие мамонты перестали пастись и насторожились. Мамонтенок кинулся под брюхо матери и скрылся под ее свисающей шерстью.
Вожак медленно пошел к Пашке. Он не переставая трубил, предупреждая остальных животных в степи: «Осторожно! Среди нас есть пришелец!» Пашка до последней секунды очень надеялся, что мамонт направляется не к нему, а просто вообще в его сторону, по своим делам.
Но не тут-то было.
Маленькие черные глазки мамонта отыскали в траве присевшего Пашку, и трубный рев стал еще громче. Пашке показалось, что он различает в нем слова: «Вот он! Я его вижу! Сейчас я его растопчу!» И тут Пашка понял, что его в самом деле собираются растоптать, как того саблезубого тигра.
И тогда Пашка кинулся прочь — еще быстрее, чем бежал сюда, и, конечно, врезался в стадо волосатых буйволов. Они, правда, его не тронули, но подняли головы, перестали жевать и с интересом смотрели, догонит мамонт человека или нет.
На бегу Пашка успел обернуться — преследователь уже совсем близко. Он даже наклонил голову, чтобы было удобнее поддеть человека бивнями и подкинуть в воздух.
Пашка бежал, как заяц, виляя и пригнувшись, но тут споткнулся о камень и покатился по земле.
Бывает, так ударишься, что никакой мамонт тебе уже не страшен! Это случилось и с Пашкой. Он схватился обеими руками за ногу и скорчился в высокой траве.
А мамонт его потерял.
Когда боль чуть-чуть отступила, Пашка осторожно оглянулся и увидел сквозь траву, что мамонт стоит всего в двадцати шагах и поводит головой, отыскивая, куда же делся нахальный человечек.
Пашка замер. Он старался думать только о том, как болит нога.
Мамонт затрубил громче прежнего и, покачивая головой, пошел прочь. В его реве Пашке послышалось сожаление: «Ну что за чепуха! Видно, я старею — одного человеческого детеныша растоптать не смог».
Убедившись, что мамонт ушел, Пашка поднялся и прихрамывая двинулся в другую сторону.
Сейчас он дойдет до того дерева, а там осмотрится и сообразит, как побыстрее добраться до пещеры.
Пашка дошел до высокого раскидистого клена и стал вспоминать, откуда же он пришел. Но ничего вспомнить не успел, потому что его толкнули в спину, он повалился носом в траву и только подумал: как же мамонт умудрился подкрасться сзади?
И тут его стукнули по голове, да так сильно, что Пашка отключился. Конечно, он не знал, что отключился, и, лишь придя в себя, понял, кто и как вывел его из строя.
Пашка лежал на спине, и потому первое, что он увидел, было небо, по которому бежали серые облака. И тут же, загораживая облака, к нему склонились дикие морды страшных чудовищ. Пашка снова зажмурился, чтобы скорей проснуться и понять: это кошмарный сон.
Он открыл глаза.
Вокруг сидели неандертальцы, штук шесть или семь, и смотрели на Пашку с отвращением, как на урода. На самом-то деле не люди, а неандертальцы некрасивы, это каждый человек знает.
Один из дикарей, самый старый, с седой щетиной на скошенном подбородке, скривил и без того страшную рожу и, протянув лапу, сорвал с Пашкиной шеи амулетик.
Чудовище рассматривало шарик с удивлением, но Пашка заметил, что и у седого неандертальца такой же шарик. И у этого тоже… И у того… Наверное, у них мода на шарики, а вот людям их носить не положено.
«Господи, — испугался Пашка, — а если они решат, что я убил того неандертальца?»
— Послушайте, — сказал он, — чтобы не было недоразумения. Я никакого отношения к здешним делам не имею. Я здесь на учебной практике.
Неандертальцы моргали, ничего не понимая.
— Эй, — вдруг сказал один из них. — Шпот.
— Шпот, — произнесли остальные.
— Слом? — спросил первый неандерталец.
— Слом-мамама, — ответили ему.
Старый неандерталец, у которого поседела вся шерсть, вытащил кинжал — такой же, как у Пашки.
— Хррк? — спросил седой неандерталец.
— Хррк, — ответили ему товарищи. — Слом-хррк. Напх — трень, слом-тррк.
— Подождите! — попытался образумить их Пашка. — Вы ошибаетесь. Я не сделал ничего плохого вашим друзьям и родственникам. Я даже искал вас, чтобы предупредить об опасности. Мы, люди будущего, всегда за мир и против войны.
Неандертальцы начали переговариваться:
— Шпот… ба-бала… смык.
— Смычок. Хррк.
— Смык буси слом-хррк. Шпот кана.
Пашка внимательно прислушался к разговору. Язык неандертальцев был куда проще языка кроманьонцев. Пашка догадался, что «шпот» относится к нему, «хррк», ясное дело, — «убивать» или «смерть». А «кана» — значит «не надо» или «нет». Другие слова пока оставались непонятными, но можно было догадаться.
— Шпот смычок, — сказал Пашка, — хррк кана.
Как только неандертальцы услышали, что пленник говорит на их языке, они ударились в панику. Он приказывает им не убивать человеческого детеныша!
Неандертальцы заверещали, некоторые вскочили, собираясь бежать. На крики из кустов вышел вождь, а может, колдун. Он не был вооружен, зато раскрашен, как новогодняя елка.
На лохматой, никогда не чесанной голове сидела набекрень корона из птичьих перьев, с нее свисали хвостики горностаев. На колдуне была широкая юбка из тростника и такое количество браслетов и ожерелий, что хватило бы на дикарский дом моделей. Браслеты и другие украшения были сделаны из ракушек, камешков, орехов, сушеных яблок, корешков и дохлых жуков. На подбородке у колдуна росла белая реденькая бороденка. Лицо морщинистое, грязное, но глаза сверкают отчаянно, будто он напился хмельного зелья.
— Паррака? — спросил колдун.
Все наперебой стали объяснять, что шпот, да не просто шпот, а шпот смык-смычок попался им в лапы, и теперь его придется слом и потом хррк. Но дело в том, что смычок говорит на языке настоящих чу и носит на шее костяной шарик.
Колдун выслушал соплеменников, затем сам принялся кричать, чтобы заглушить их крики. И чем громче он кричал, тем невнятней звучали междометия, которые выскакивали из его губастого рта. Он даже принялся подпрыгивать на месте. Это выглядело почти смешно, только Пашка, конечно, не смеялся, потому что у неандертальцев наверняка нет чувства юмора.
И тут он сделал величайшее биологическое открытие: человека от всего прочего животного мира отличает чувство юмора! Попробуйте рассказать анекдот корове или даже обезьяне. Или хотя бы дураку. Никто из них и бровью не поведет.
Колдун прыгал, кричал, слюна капала у него изо рта, и он все чаще глядел на Пашку, все ближе подпрыгивал к нему.
Пашка сел, хотя голова раскалывалась. Он бы с радостью удрал. Но удирать было некуда.
Колдун, вероятно, устал, потому что прыгал и кричал уже без злости. Может, все закончилось бы миром, но тут на поляну вышел шатаясь окровавленный неандерталец. Он захрипел и опустился на руки соплеменникам. Из горла его вырывались отдельные слова. Некоторые из них были Пашке знакомы:
— Хррк… слом, маса-вакаса слом… хррк кана… он-бор-мот.
Пашка с ужасом понял, что неандерталец попал в засаду, которую устроил злобный Медведь.
— Я же предупреждал, — сказал Пашка. — Теперь вам всем нужно отсюда уйти.
Лучше бы он молчал! И кто его тянул за язык?
Неандертальцы вспомнили, что у них есть пленник, и стали поглядывать на Пашку. А раненый злобно зарычал и сказал, что этого смокного смыча надо было хрркнуть, как члика. Он протянул к Пашке громадные лапы, но, к счастью, силы оставили его, и он потерял сознание.
Зато ожил колдун. Он вновь начал вопить, и, послушавшись его, неандертальцы, точно как в старинной книжке об африканских дикарях, подтащили Пашку к сухому дереву и привязали к стволу гибкими лианами.
От этих чу воняло псиной, по их шерсти прыгали блохи и ползали какие-то мелкие насекомые.
К Пашкиным ногам сложили кучу хвороста. С ним собирались сделать то же, что сделали английские оккупанты с отважной девушкой Жанной д'Арк, то есть сжечь на костре!
Молодая, но уродливая неандерталка притащила деревянную раму, на которую был натянут кусок кожи, и начала бить палкой по этому барабану. Значит, они уже музыку придумали!
Из костра, который весело горел в тени скал, колдун вытащил головню и поднес к Пашкиному носу, но сразу поджигать хворост не стал, а решил сперва поколдовать. Видно, хотел, чтобы из Пашки получился славный жареный мальчик.
— Я костлявый, — сказал Пашка колдуну. — Шпот-смык ам-ам не годится.
— Хррк — да, — ответил колдун. — Ам-ам не надо. Чу шпотов не ам-ам.
«Ну, хоть есть меня не будут, уже приятнее», — подумал Пашка.
Наконец колдун произнес все нужные колдовские слова и, поплясав на радость своим соплеменникам, завизжал, словно его режут. Потом поднес головню к хворосту.
Тут уж Пашке стало не до шуток.
— Прекратите сейчас же! — закричал он.
В ответ неандертальцы загоготали.
— Я буду жаловаться! Вызовите ко мне вашего главного начальника!
Колдун дотронулся головней до хвороста. Хворостины были сухие, тонкие, они занялись сразу, и пошел белый дым.
— Мама! — завопил Пашка. — Мамочка! Что же это творится?!
Глава одиннадцатая
ПРИШЕЛЕЦ БЕРЕНДЕЙ
Разумеется, мамочка не появилась. И как назло, никого из соплеменников рядом!
— Дикари! — закричал Пашка. — Обезьяны паршивые!
Обожгло коленку — это огонек лизнул, ласково так, если смотреть со стороны, и очень больно, если коленка твоя.
Неандертальцы прыгали и вопили от радости, и Пашкиных слез никто не видел, а плача не слышал.
И, наверное, сгорел бы Пашка, если бы неожиданно не появился человек. Именно человек, хотя он совсем не был похож на человека. Это было странное существо — большое, с сиреневым лицом и руками, в плаще, достающем до земли, и в высоком шлеме с гребнем, усыпанном драгоценными камнями.
Глаза у пришельца были светло-зелеными, и на темном сиреневом лице они горели, как елочные лампочки.
Правда, Пашка рассмотрел все это лишь потом, когда его мучения кончились. В тот момент он лишь увидел сквозь дым высокую темную фигуру и даже не сообразил, что пришло его спасение.
— Прах! — громко и спокойно произнесло существо. Голос у пришельца был таким глубоким и звучным, словно рождался не в гортани, а где-то в глубине земли под ногами и выходил наружу через какой-то туннель.
Неандертальцы присели, закрыв головы руками, словно ожидая удара сверху.
Высокий человек в плаще шагнул к Пашке, который уже почти ничего не видел сквозь удушливый дым и кашлял так, будто глотка вот-вот разорвется.
Пашка не заметил, что сделал этот человек, но дым рассеялся почти сразу. Мановением руки пришелец разрезал путы, которыми Пашка был примотан к дереву. Пашка сделал несколько шагов вперед, но не удержался на ногах и упал спасителю на руки.
— Спасибо, — сказал он слабым голосом, — за помощь…
— Если бы я чуть-чуть опоздал, — ответил незнакомец на хорошем галактическом языке — космоязе, — то мне достался бы только уголек. Давай отойдем отсюда, чтобы не мешать чу собираться в путь.
Пашка не хотел показывать перед незнакомцем свою слабость, но чувствовал он себя ужасно. Это только в приключенческих романах герои получают молотком по голове, саблей по щеке и ядром в грудь, а затем продолжают сражаться как ни в чем не бывало.
Неправда! У Пашки была обожжена нога, колени и икры расцарапаны, легкие разрывались от дыма. Не каждый спокойно перенесет такое приключение. Вас когда-нибудь привязывали к дереву? Разводили под вами огонь, чтобы живьем поджарить? То-то.
— Тити, — сказал неандертальцам Пашкин спаситель. — Тупу там. Свери, свери, свери люяп-люяп!
После этой длинной речи незнакомца, который явно был здесь своим человеком, неандертальцы разбрелись по поляне и начали собирать необходимые вещи. Ведь даже у самого последнего неандертальца есть ценные и незаменимые предметы. Например, острый камень, любимая палка, медвежья шкура, которая досталась от дедушки…
Старый седой неандерталец подошел к пришельцу, склонился перед ним так, что коснулся земли костяшками пальцев, и сказал несколько слов. Потом протянул шарик, который неандертальцы сорвали с Пашкиной шеи.
— Пас, — сказал пришелец и дотронулся пальцем до плеча неандертальца. Тот улыбнулся, показав все свои зубищи. Видно, его похвалили за то, что Пашку не поджарили.
Но все оказалось сложнее.
Когда Пашка и его спаситель отошли за скалу, незнакомец спросил:
— Ты путешественник во времени?
— Я прохожу учебную практику, — ответил Пашка.
Он сразу сообразил, что встретил культурного человека. Может быть, это даже и не человек, а сиреневая кожа — просто скафандр, но существо культурное: знает иностранные языки и не только вытащило Пашку из пламени, но и не прочь с ним поговорить.
— Это очень рискованно, — сказал человек, — отправлять детей на практику в одиночку.
— Я уже не ребенок, — заявил Пашка.
Пришелец кивнул. У него была такая манера — делать вид, что соглашаешься, а на самом деле не слушать возражений.
— И в чем же вы практикуетесь? — спросил пришелец.
— Это историческая практика. Школьная историческая практика. Я должен разгадать тайну. Почему неандертальцы исчезли, а люди остались?
— И ты догадался? — спросил пришелец.
— Боюсь, что да, — ответил Пашка. — Я присоединяюсь к мнению тех ученых, которые считают, что люди перебили всех неандертальцев.
— И тебе не жалко неандертальцев?
— Очень жалко, — сказал Пашка. — Когда я узнал, что подлый Медведь организует поход на чу, я хотел предупредить их. Но, наверное, опоздал.
— Опоздал.
— А неандертальцы решили, что я враг. Я на них даже не обижаюсь. Хотя коленка болит ужасно.
— Мы с тобой не можем их винить.
— Но я же один, без оружия!
— У них другая цивилизация, — сказал сиреневый пришелец. — Вернее, отсутствие цивилизации.
— А вы что здесь делаете? — спросил Пашка.
— Я? — Пришелец крутил в пальцах шарик, который неандертальцы сняли с Пашки. — Я искупаю грехи.
— Объясните, пожалуйста, что это значит, — попросил Пашка.
— Если ты не возражаешь, перейдем ко мне на корабль. У меня еще много дел, и каждая минута на счету.
— Если не хотите, то не объясняйте, — обиделся Пашка. — Я же просто спросил.
Пришелец улыбнулся:
— Ты слишком серьезный человек. — Он протянул Пашке длинную руку и сказал:
— Разрешите представиться: последний из берендеев.
— Как? Вы берендей? Про вас Островский в сказке «Снегурочка» написал.
— И в сказке, и в опере, и даже в истории, — опять улыбнулся пришелец. — Я думаю, что кто-то из моих соотечественников побывал у вас на Руси, и память о нем осталась.
Пашка пожал пришельцу руку и вдруг понял, что тот очень-очень старый. Лицо у него было гладким, ни одной морщины, и спина прямая, и шагал он быстро, но все это ничего не значило. Пашка нутром чуял, что последний берендей очень стар.
— Меня зовут Павел, — сказал Пашка. — Павел Гераскин. Пятый класс «Б», Москва. А у берендеев имена есть?
— У меня много имен, — ответил берендей. — Как и много жизней. Люди, с которыми я встречаюсь, запоминают мое новое имя. Некоторые зовут меня капитаном Немо, другие — Ноем. Всего не упомнишь.
— А вы в самом деле были знакомы с Жюлем Верном?
— Судя по тому, что мы с тобой разговариваем за тридцать тысяч лет до вашей новой эры, мне придется еще тридцать тысяч лет ждать этого знакомства.
Пришелец улыбался, и Пашка понял, что он шутит. Вернее всего, наполовину шутит. Ему, наверное, не хотелось, чтобы кто-то узнал, что он в одиночку путешествует во времени. Ведь путешествие во времени без контроля запрещено Галактическим советом. Представляете, что может натворить в прошлом какой-нибудь авантюрист или дурак?
— А что вы искупаете? — опять спросил Пашка.
Пришелец быстро шел через кустарник, затем раздвинул ветки, и Пашка увидел большой пологий холм, поросший зеленой травой.
— Вот мы и дома, — сказал пришелец.
— Я вас не понял, — удивился Пашка.
Пришелец откинул полу плаща, вытащил из внутреннего кармана простой электронный ключ и набрал код. Холм медленно приподнялся над землей, открыв вход в гигантский корабль.
— Здорово! — признался Пашка. — Маскировка что надо!
Пришелец сделал приглашающий жест.
— Заходи, Паша, — сказал он. — Кофейку попьем.
— Спасибо, — поблагодарил Пашка.
Они вошли внутрь и попали в скромное помещение, где находились простенький пульт управления, стул, письменный стол и походная койка, как у Суворова, когда он переходил через Альпы.
— Вот так я живу, — сказал пришелец, — Ты садись на стул, а я на койке привык.
Пашка сел на стул и спросил:
— А других помещений на корабле нет?
— У нас все есть, я тебе покажу, — сказал пришелец. — Я обычно дома раздеваюсь, так что ты тоже можешь раздеться.
— Простите, — ответил Пашка, — но на мне только звериная шкура, а без нее получается слишком голо.
— Это вопрос привычки, — не согласился пришелец. — У нас на планете давно избавились от подобных предрассудков.
Он сбросил широкий плащ, и оказалось, что пришелец совсем не одет, а кожа у него сиреневая с голубыми подпалинами. Но самое удивительное — у пришельца был хвост, который он скрывал, обмотав вокруг туловища.
— Устал притворяться, — признался пришелец и размотал хвост. Хвост громко стукнулся об пол.
— Я вам не завидую, — сказал Пашка.
— Но ты меня понимаешь?
— Еще бы! Как только вы появились бы здесь с хвостом, вас бы приняли за динозавра и устроили на вас охоту.
— Умный мальчик. — Последний берендей погладил Пашку по голове. — Называй меня Ноем. Из всех имен это мне нравится больше.
— У вас нет бороды, — сказал Пашка.
— Зато у меня есть Ковчег. Ты хочешь узнать страшную и трагическую историю моей жизни?
— Разумеется.
Берендей по имени Ной откинул крышку пищедоставки, и оттуда выехали на стол чайник и банка с растворимым кофе.
Пашка кофе не очень любил, предпочитал чай, но, даже если бы пришелец предложил ему стакан спирта, Пашка, наверное, не отказался. Из гордости.
К счастью, стакан спирта ему не предложили, а кофе был слабым. Пришелец перехватил Пашкин удивленный взгляд и сказал виновато:
— Если сделать крепче, то будешь плохо спать.
— Я всегда хорошо сплю, — сказал Пашка.
Он сделал только маленький глоточек, потому что у пришельцев бывает пища, которая для людей может оказаться ядом.
Берендей положил конец сиреневого чешуйчатого хвоста на колени и начал свой рассказ.
— Планета наша была невелика, но обильна лесами, морями и полезными ископаемыми. Народы у нас жили способные, но воинственные. А раз мы воинственные, то природа нам была нужна для того, чтобы делать оружие. Сначала мы выкопали массу шахт, в которых добывали уголь и железо, пробурили тысячи нефтяных скважин, чтобы иметь топливо для танков и самолетов, вырубили леса и отравили химическими веществами реки. А когда мы спохватились, было поздно. Люди как-то приспособились не дышать, а вот медведям и тиграм, оленям и орлам нужны воздух и вода. В тот момент, когда последние двадцать шесть жителей нашей планеты заключили вечный мир, оказалось, что, кроме потрепанных и израненных людей, никого на планете не осталось. Даже куриц и ворон.
— Ну уж крысы-то остались, — сказал Пашка.
— Последних крыс мы съели.
Пашка покачал головой.
— Как хорошо, — сказал он, — что мы успели принять меры. Мы остановили жадных богачей и глупых бедняков раньше, чем они успели все погубить.
— Это так, — согласился пришелец, — но раньше вы, наверное, все же уничтожили девять из десяти животных. Ведь когда вырубают лес, червяки, гусеницы, лягушки, цветы и лианы — все живое в этом лесу — погибают!
— Ну ладно, рассказывайте дальше. — Пашке не хотелось слушать о таких печальных вещах. Он сам всегда переживал, если видел, как гибнут животные и растения.
— Мы попытались возродить вымерших животных. Но не удалось. Мы освоили космические полеты и завезли растения и животных с других планет. Но на нашей мертвой планете они тоже вымерли.
— А вы почему не вымерли? — спросил Пашка.
— Люди, скажу тебе, Павел, самые живучие существа на свете. Они даже в помойке могут жить. С одной стороны, мы загубили все растения и всех животных на планете, а с другой — научились жить по несколько тысяч лет, никогда не болеть. Мы обзавелись таким количеством компьютеров и роботов, что они смогли построить космические корабли размером с небольшую планету.
— Вот бы взяли и улетели сами на хорошую пустую планету! — сказал Пашка.
— Нет, нам было жалко покидать свой дом. Хороший или плохой — это наш дом. К тому же мы так старались возродить свою планету, что не заметили, как миновали тысячи лет, и мы один за другим вымерли. Только я остался. И я стал старцем Ноем, капитаном Немо и Вечным Странником.
— Вам никак не дашь столько лет, — вежливо сказал Пашка.
— А сколько? — улыбнулся пришелец.
— Тысячу максимум.
— Бери выше. Мне, по вашему счету, скоро будет пятьдесят тысяч. Наши медицинские роботы попросту не дают мне умереть. Но я не жалею. Я нашел себе занятие на сто тысяч лет.
— Какое? — спросил Пашка.
Он впервые встретился с таким долгожителем. Какое может быть занятие у человека, прожившего на свете пятьдесят тысяч лет, еще здорового и, получается, не очень старого? Наверное, он любит путешествовать.
— Я искупаю грехи, — повторил берендей загадочную фразу. — Нашей науке доступно очень многое. Космические путешествия, лечение любых болезней. Я могу перемещаться во времени, но не намного. Тут мне надо учиться и учиться. И я учусь.
— Так что вы искупаете?
— Нашу планету уже не спасти. Поэтому я летаю от планеты к планете, сохраняя инкогнито. Знаешь, что такое инкогнито?
— Знаю. Вы хотите, чтобы вас никто не узнал.
— Правильно. И если я вижу, что какие-то животные или растения там вот-вот погибнут, я спускаюсь на планету и вывожу оттуда этих животных или растения на другую, туда, где им ничего не угрожает. Каждая тварь, каждый зверь, каждая травинка имеют право на жизнь не меньше, чем мы с тобой.
— Я согласен, — сказал Пашка. Подумал и спросил: — И давно вы этим занимаетесь?
— Шестнадцать тысяч лет, — ответил берендей и стукнул концом хвоста об пол. — Шестнадцать тысяч лет без отдыха! Потому что я — скорая помощь. Я нужен в разных концах Галактики. Везде гибнут скорпионы и райские птицы, орлы…
— И неандертальцы, — подхватил Пашка.
— Правильно. Мне не удалось спасти ваших динозавров — они вымерли очень давно. Нужна мощная машина времени, а ее у меня нет. Но вот неандертальцев я обязательно спасу, пока их не истребили твои соплеменники.
— А мамонтов?
— И мамонтов. И саблезубого тигра, и даже пещерного медведя.
— И вы уже нашли для них планету?
— Нашел. У меня есть целый список планет — одни подходят для неандертальцев и мамонтов, другие — для белых ящериц с Гипорамы, третьи — еще для кого-нибудь.
— И что же будет? — спросил Пашка.
— Что будет? Неандертальцы прилетят на новое место, будут охотиться, ловить рыбу, научатся строить дома и писать книги — и будет планета неандертальцев.
— Планета обезьян, — задумчиво произнес Пашка.
— Что ты имеешь в виду?
— Такое кино было и книжка, — сказал Пашка. — Будто есть планета обезьян и люди попадают к ним в плен. И ничего хорошего.
— А я бы твоим людям не советовал летать на чужие планеты без приглашения. Вы решили, что умнее других. А это чепуха.
— Я знаю, — сказал Пашка, — я бывал в космосе. — Пашка отхлебнул кофе. Теплая водичка, и все. — Но неандертальцы со страху помрут. Они же люди все-таки, — сказал он.
— Не успеют, я им создам условия, — ответил пришелец. — Пойми, мы все предусмотрели. Знаешь, какой у меня опыт?
Глава двенадцатая
ГОЛУБЫЕ КРОЛИКИ
Берендей показал на стену. Только тут Пашка заметил, что она состоит из металлических ящичков с надписями.
— Я — существо старомодное, — сказал последний берендей. — Я все пишу от руки. В каждом ящичке — видишь, сколько их тут? восемь тысяч двести тридцать, — в каждом ящичке все документы, имеющие отношение к вымершему животному или растению, которое я спас.
Сиреневый пришелец Ной стоял посреди скромной каюты, сложив на груди руки, и нервно стучал концом хвоста по полу.
— А вы потом проверяете? — спросил Пашка. Ему даже стало немножко страшно. Уж очень большим и грозным был этот пришелец.
Но тот не слушал его.
— Последнее тысячелетие моей жизни, — говорил он своим низким гудящим голосом, — пройдет на борту корабля. И если ничего не случится, я буду жить вечно… И вечно спасать погибающих.
Пришелец поманил пальцем, и один из ящичков выехал из стены. Из него выскочил небольшой, переливающийся всеми цветами радуги шарик, поплыл в воздухе и повис посреди каюты.
— Смотри! — прогудел последний берендей. — Триста лет назад мне удалось вывезти голубых летающих кроликов с планеты Терзаний, где их погубил Центральный химический комбинат. Он, правда, погубил еще тысячу разных пород и видов животных, но тех мне спасти не удалось. Сейчас мы с тобой увидим, что происходит на новой планете, которую я подыскал для кроликов… Там много лесов и полей. И совсем нет людей и хищников.
Шарик словно вывернулся наизнанку и тонкой пленкой окружил Пашку и берендея.
Теперь они стояли посреди широкой равнины, на которой возвышались редкие могучие деревья. Это было красивое место.
Но зато остальное было ужасно.
Кусты стояли голые, обглоданные, травы не было вообще — ее свели подчистую.
Но понять это сразу не удалось, потому что в глазах все поголубело, столько там прыгало, ходило, лежало, сидело, перелетало с места на место голубых кроликов — зверьков, похожих на белку, но покрупнее, покрытых голубой шерстью и с крыльями, как у летучих мышей.
— Видишь! — радостно сказал пришелец. — Их почти не осталось, а я их спас.
У дерева, под вылезающим из земли корнем, Пашка увидел что-то зеленое — ага, несколько травинок!
Как раз в тот момент травинки попались на глаза одному из кроликов. Он спикировал на них и попытался схватить. Но другой кролик, который подползал к травинкам на земле, оказался еще шустрее, и они сошлись в схватке. Тут появились еще зверьки, и только голубая шерсть полетела во все стороны!
Когда участники короткого боя разошлись, земля в том месте оказалась голубой — столько шерсти потеряли бойцы!
Пашка искоса поглядел на пришельца. Он-то уже сообразил, что случилось, — недаром занимался в биологическом кружке.
Пришелец глубоко вздохнул и признался:
— Ах, какая ошибка!.. Я создал слишком хорошие условия для кроликов, и они расплодились без меры. Сожрали всю траву и даже листву на деревьях… Пока не поздно, надо исправлять положение.
— А как вы его будете исправлять? — спросил Пашка.
— Я захвачу с Земли несколько яиц гигантских сизых орлов. Пускай они выведутся на планете кроликов и начнут на них охотиться.
— А кто будет охотиться на орлов?
— Придумаем, — сказал пришелец. Он был недоволен тем, что Пашка увидел планету, где благородный опыт Ноя не совсем удался, и поэтому рассердился.
Знаете, как бывает, когда чувствуешь себя виноватым? Ты начинаешь искать, кого бы сделать виноватым вместо себя. Поставили тебе двойку, а ты говоришь: «У нас учитель совсем глупый!» Или так: «Я уже заканчивал контрольную, а тут оса прилетела и меня испугала!» Всегда можно найти виноватого.
— Ты зачем этот ящик открыл? — спросил пришелец. — Во всех остальных ящиках отлично получается, а ты выбрал один неправильный.
Пашка только развел руками. Не будет же он спорить со стариком, когда знает, что тот не прав, ведь последний берендей сам открыл ящичек.
Пашка подумал: вот мудрый Ной, он же капитан Немо, представитель древней и даже вымершей цивилизации, столько добра сделал для Галактики, а все равно не хочет, чтобы кто-то замечал его ошибки.
«Ах, как трудно быть таким умным, как я!» — подумал Пашка. И спросил, чтобы переменить тему:
— А почему ваша цивилизация вымерла? Ведь у вас есть техника, и роботы, и лекарства, и все условия, чтобы жить по много тысяч лет.
— От тоски и вымерли, — ответил пришелец. — Человек не может жить один. Он умирает, когда на планете не остается пчел, винограда, тигров, лебедей, дубов и кокосовых пальм. Нельзя человеку одному. Вот говорят: человек — венец эволюции, человек — вершина! Тебе понятно?
— Чего ж тут непонятного?
— Но венец сам по себе никому не нужен. Его надевают на голову. И вершина не может жить сама по себе, если для нее нет горы. Вершина и венец — пустые слова. Так случилось и с нами — мы были венцом, мы были вершиной, но мы висели в воздухе. И все, кроме меня, вымерли от тоски и одиночества. Иногда так хочется утром услышать, как поет птица!
— А вы почему не вымерли? — спросил Пашка.
— Потому что я улетел спасать других. Потому что я хочу, чтобы птицы пели на всех планетах. И сам слушаю их песни. Пошли, я покажу тебе каюту, в которой полетят с Земли неандертальцы.
Пришелец повел Пашку по коридору. Коридор был пустой, с высоким потолком, как раз по росту капитана. Немо шагал быстро, кончик его хвоста волочился по земле, словно пришелец был двуногим крокодилом. Порой, не останавливаясь, он распахивал двери по сторонам коридора и объяснял:
— Здесь жил когда-то мой дядя. Однажды ему все надоело, и он попросил меня выбросить его в космос.
— И вы выбросили?
— Не мог же я ослушаться дядю! — Пришелец распахнул следующую дверь: — А тут у нас музыкальный салон.
Пашка ожидал увидеть музыкальные инструменты, но в раскрашенной комнате было пусто.
— У нас разноцветная музыка, — пояснил пришелец. — Мы смотрим, как движутся цветные фигуры, и слышим музыку.
Тут коридор кончился, и они вышли на небольшой балкон, который нависал над громадным полем. Непонятно и удивительно, как такая штука могла уместиться даже в очень большом космическом корабле.
По холмистой равнине между редкими деревьями лениво брело стадо мамонтов, на берегу озера в зарослях камыша отдыхала семья гигантских тигров, олени с ветвистыми рогами промчались совсем близко…
— Они здесь должны чувствовать себя как дома, — сказал капитан Немо. — Поэтому я взял на борт все породы животных, которым предстоит погибнуть на Земле.
— А как неандертальцы узнают, что им пора улетать на новую родину? — спросил Пашка.
— Для этого у них есть со мной связь. Помнишь? — Последний берендей показал Пашке костяной шарик на шнурке — амулет, которое носили все неандертальцы. — Это приемник, — сказал Немо-Ной, — а у меня на борту стоит мощный передатчик. Если хочешь знать, как все произойдет, то пойдем на командный мостик и оттуда поглядим. Это интересно.
Они поднялись на командный мостик, откуда открывался вид во все стороны на много километров.
— Сейчас ты, Пашка, — сказал пришелец, — присутствуешь при историческом моменте. При спасении разумных существ!
Великие дела совершаются чаще всего незаметно. Это по пустякам люди кричат и машут руками. А тут пришелец провел ладонью над зеленым огоньком. Тот погас и вновь загорелся ярче, чем прежде.
— Жди, — сказал капитан.
Он волновался и бил хвостом по стенам. Пашке приходилось уворачиваться от случайных ударов.
Ждать пришлось недолго.
Минут через пять далеко-далеко на равнине показалась группа волосатых сутулых людей — неандертальцев. Они брели к кораблю, явно не понимая, почему их туда тянет, и не успели подойти близко, как из-за деревьев с другой стороны появилась еще одна семья.
— Конечно, я тебя не гоню, — сказал пришелец Пашке, — и ты можешь оставаться у меня сколько пожелаешь, но учти, что я буду долго собирать неандертальцев. И когда сюда придут здешние племена, я полечу дальше — туда, где в вашем времени находятся Урал, Испания. Там меня ждут другие семьи. Не зря же я два года наблюдаю Землю и раздаю шарики неандертальцам!
— А на мамонтов ваши шарики действуют?
— У них другие шарики, — ответил пришелец, и Пашка понял, что вряд ли его план выгорит. Но все же спросил:
— А нельзя мне взять мамонтовый шарик? На память…
— Нельзя, — улыбнулся догадливый пришелец. — Потому что ты попытаешься протащить в свое время мамонтенка, приручить его и кататься на нем верхом в школу. Разве я не прав?
— А вы и мысли читаете? — удивился Пашка.
— Я читаю не мысли, а желания, — ответил пришелец. — И это не одно и то же. А желания у тебя, кстати, написаны на физиономии.
Так Пашка остался без своего мамонта. Зато пришелец обещал на новую планету забрать не всех мамонтов, а только часть, для прокорма неандертальцев. На остальных пока будут охотиться люди.
Пашка смотрел, как неандертальцы один за другим поднимались по лесенке на корабль. Они робели, они рады были бы убежать обратно, но видно было, что шарик заставлял их идти вперед.
Потом Пашка увидел, как первые неандертальцы вышли в центральный зал корабля — в долину, где им предстояло жить до переезда на новую планету.
Неандертальцы чувствовали себя неуютно — место незнакомое, а значит, опасное. Они побежали цепочкой к гряде камней, видневшихся впереди.
— Молодцы, — сказал пришелец, — я специально для них там убежище сделал.
Они стали прощаться.
— Спасибо, — сказал Пашка, пожимая руку капитану Немо-Ною, — спасибо от имени неандертальцев и мамонтов. — Хоть я сам не неандерталец, но понимаю, какую добрую службу вы сослужили Земле. Я обязательно расскажу обо всем в будущем.
— Честно говоря, чем меньше ты будешь рассказывать, тем лучше, — попытался предостеречь его пришелец. — Но заткнуть тебе рот никто не может. — А когда Пашка уже двинулся к выходу, добавил: — Если опыт закончится успешно, я к тебе загляну, в твой двадцать первый век. И мы с тобой посмотрим, удалось ли неандертальцам создать цивилизацию.
— Договорились, — сказал Пашка.
У выхода он встретил еще одну семью неандертальцев. Вид у них был жалкий, испуганный. Матери несли детей, воины размахивали дубинками. При виде Пашки они оскалились, забормотали, но Пашка только помахал им и поспешил прочь — он знал, что неандертальцы за ним не погонятся, сейчас им не до Пашки.
Глава тринадцатая
СМЕРТЬ СЕДОМУ!
Когда Пашка направился обратно к речке, его охватило беспокойство: прошло уже столько времени — как бы в пещере не погас костер! Ведь спичек у Пашки с собой нет.
Сначала он шагал не спеша, потом все быстрее и наконец побежал. И чем дольше он бежал, тем длиннее казалась дорога.
Но, к счастью, он не заблудился. Вот и гребень, откуда идет лесистый спуск к реке — там находится пещера древних людей. А в ней горит костер.
«Хорошо бы они еще не вернулись из своего похода», — думал Пашка.
Над головой пронеслось что-то серое, похожее на тучу, но двигалось это «что-то» куда быстрее туч. Это космический корабль пришельца перелетает на другое место собирать беженцев, догадался Пашка. Он помахал рукой капитану Немо-Ною, а сам сбежал по тропинке к площадке перед пещерой.
Там было пусто.
А изнутри, из пещеры, доносились голоса.
Опоздал!
Но, может, костер не погас?
Пашка вошел внутрь и сразу понял, что случилось самое худшее.
Все его племя собралось вокруг кучи остывших углей, а Мама стояла на четвереньках и отчаянно дула на них, стараясь оживить умерший огонь.
Пашка замер у входа, раздумывая, бежать ему или попросить прощения. Но, пока думал, кто-то из детишек заметил его и пискнул, словно в пещеру вошел Медведь.
И тут все стали оборачиваться на Пашку.
Совершенно молча.
Пашка боялся, что они будут кричать, махать руками, грозить. Но оказалось, что когда на тебя просто смотрят, это еще ужасней. Троглодиты молчали и не двигались с места, пока не заплакал самый младший из детей. Тишина была нарушена, и люди начали вздыхать. А мальчик все плакал. Не вставая с четверенек, Мама поглядела на Пашку и печально спросила:
— Что же мы теперь будем делать?
— Понимаете, — попытался оправдаться Пашка, — я совсем ненадолго отошел, может, на полчасика, а в костер я такое бревно положил, что он не должен был потухнуть…
Он говорил, а его слова падали, как слезы на камень. И Пашка понял: этим людям нет дела до того, сколько и куда он ходил, был ли он на космическом корабле Немо-Ноя. Они и знать не хотят, что неандертальцы улетают на какую-то чудесную и безопасную планету… У них ПОГАС ОГОНЬ.
Теперь люди стояли к нему лицом. Они не угрожали, они были расстроены, даже девочка Умница, которая недавно получила имя, не хотела встречаться с Пашкой глазами.
— Ты, Седой, — сказал Гром, — нарушил главный закон — закон хранителя огня. Будет зима, мы все замерзнем и умрем.
— Ну, до зимы еще далеко… — начал Пашка.
Мама подняла ладонь, оборвав его.
— Тебя не просили говорить, — сказала она.
— Что дано законом тому, кто убил огонь или упустил его? — спросил Гром.
— Смерть! — первой откликнулась Мама.
— Смерть, — повторил мрачный Тигр.
— Смерть, — сказали все по очереди.
Одна Умница не смогла произнести слово «смерть» и только заплакала. Она плакала молча, и слезы скатывались по ее измазанным щекам.
— Ты, Седой, хоть и юный охотник, но умный и везучий, — сказал Тигр. — Ты не простой детеныш. Поэтому мы разрешаем тебе самому выбрать себе смерть.
Пашка вспомнил старую детскую книжку, которую читал когда-то. Там джинн спросил мальчика, от чего бы тот хотел умереть, и мальчик ответил: от старости. И Пашка, скрывая улыбку, повторил:
— Я хочу умереть от старости.
Троглодиты серьезно выслушали Пашкины слова и стали думать. Они еще не очень часто думали, и им трудно было разобраться, в чем тут подвох. Потом Крот сообразил:
— Он же совсем молодой, и смерть от старости наступит не скоро. Мы все уже умрем. Как мы узнаем, что он тоже умер?
— Такая смерть не годится, — подтвердила Мама. — Такой смерти нет в законе.
— А какие есть? — спросил Пашка.
— Есть смерть от копья. Есть смерть от веревки. Есть смерть в воде, есть смерть, когда падаешь с большой высоты. Есть смерть от голода, — перечислил Тигр.
— Не подходит, — сказал Пашка. — Я же у вас всего-навсего на практике. Мне пора домой возвращаться.
— У тебя нет другого дома, — сказала Мама. — Или ты врал?
Пашка вздохнул. Он не думал, что из-за легкомыслия он попадет в такое положение. Ему вдруг представилось: приходят ребята в школу, все с практики, веселые, и видят — в зале висит портрет Пашки и написано: «УЧЕНИК 5 ?Б» КЛАССА ГЕРАСКИН ПАВЕЛ ПОГИБ СМЕРТЬЮ ХРАБРЫХ ВО ВРЕМЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ В ПЕРВОБЫТНОЙ ЭПОХЕ».
— Прости, многомудрая Мама, — сказала девушка Ора, — но, может быть, мы возьмем огонь в пещере Медведя? Он нам даст.
— Нет, — ответил за всех остальных Гром. — Медведь даст нам огонь, но за это сделает своими рабами. Он поселит нас в своей пещере, и мы будем выполнять всю черную работу и получать за это кости. Но ведь мы — вольные троглодиты!
— Мы вольные троглодиты! — закричали остальные. — Смерть Седому!
— Стойте, стойте, — воспротивился Пашка, — а что, если я сделаю огонь?
— Как ты сделаешь огонь?
— У нас найдется кусочек сухой веревки? Ну, лианы какой-нибудь, может, даже паутины?
— Найдется, — сказала Умница.
— И кремни найдутся?
— И кремни найдутся, — отозвались троглодиты.
Пашка понимал, что им вовсе не хочется убивать своего знаменитого охотника и, если бы не проклятый закон, он бы просто получил взбучку.
— Тогда несите все сюда, мы сейчас с вами сделаем огонь.
И в самом деле, дети тут же притащили кремни, сухие лианы и ветки. Пашка сложил горючие материалы на плоском камне и ударил кремнем о кремень. Так как в пещере было полутемно, то все увидели, как между камнями полетели искры.
Троглодиты отшатнулись — они были поражены могуществом Седого.
— Повелитель молний! — прошептала Ура.
Крот отполз в угол пещеры и утащил за собой младенца, чтобы тот не видел страшного волшебного огня.
— Сейчас он вернет нам огонь! — закричала Умница. — Вот увидите!
— Все равно я его тогда выпорю, — сказала Мама, которую, похоже, нельзя было удивить даже искрами из камня.
Пашку, конечно, обидели такие слова, но он не мог оторваться — ветки вот-вот вспыхнут.
Искра за искрой пролетали между камнями, руки у Пашки устали, но огонь не зажигался.
Первобытные люди — как дети. Сначала они были поражены могуществом Пашки и трепетали перед ним, а после безуспешных попыток зажечь костер тут же забыли, как только что восхваляли героя. Крот снова выполз из темноты и первым сказал:
— Ничего не выйдет. Надо Седого убивать. Тогда духи леса и гор нас пожалеют. Нужна жертва!
— Нужна жертва, — подтвердил Тигр.
И все повторили:
— Нужна жертва!
Пашка отбросил кремни и сказал:
— Не годятся ваши кремни. Нужны другие. Давайте искать.
— Нам надоело искать, — сказал Гром. — Нам надоело тебя слушать. Ты низкий обманщик!
— А ну, повтори! — возмутился Пашка и вскочил на ноги. — Я вызываю тебя на поединок.
— Чего? — удивился троглодит.
— Мы будем биться с тобой на дубинках до полной победы! — заявил Пашка.
— Да я тебя одним ударом… как лягушонка!
— А вот попробуй. Сейчас я пойду в лес, сломаю сук покрепче, сделаю дубину — тогда держись!
И Пашка направился к выходу из пещеры.
Как вы понимаете, он меньше всего думал о дубинах — Пашка хотел убраться подальше от этой пещеры и троглодитов, отыскать в лесу машину времени и вернуться домой. Фильм уже есть. А что еще делать человеку в первобытной эпохе?
Но Тигр оказался проворнее Пашки. Одним прыжком он перекрыл выход из пещеры и приказал:
— Делай огонь! Нет огня — нет жизни. Смерть.
— Слушай, — сказал Пашка, — мы с тобой так славно охотились. Не надо этих угроз. Ну какие могут быть ссоры между охотниками? Мы с тобой еще мамонтов будем стрелять.
— Работай, — сказала Мама.
Пашка присел на корточки.
Пути назад не было.
Будущее окрасилось в черный цвет.
Пашка несильно ударил кремнем о кремень. Даже искры не получилось.
Как же сбежать?
И тут он услышал знакомый голос противной старухи, которая до тех пор скрывалась в темноте.
— Ах, Седой, Седой! — сказала она, склоняясь над ним. — Разве такие кремни родят огонь? Тебе дали плохие кремни.
— А ты иди, Туча, иди, не мешай! — выкрикнула Мама.
— Нет, — возразила старуха. — Седой — великий охотник. Он может вернуть огонь. Смотрите.
Она скрылась в темноте, затем вернулась, протянула Пашке пучок сухой соломы и приказала, словно была вождихой племени, а не последней, никому не нужной старухой:
— Бей кремнями! Бей! Пусть будут искры.
Пашка послушался и изо всех сил ударил кремнем о кремень. Посыпались искры. И тут же в руках у старухи вспыхнул пук соломы.
— Ой! — воскликнули троглодиты. Они убедились в том, что Пашка — настоящий волшебник.
А Пашка мог бы поклясться, что в тот момент, когда он высек искры, старуха поднесла к соломе маленькую зажигалку, и именно от нее, а не от кремней огонь перекинулся на солому.
Старуха умело сунула горящий пук в угли, остальные стали быстро подкладывать сучки и сухие веточки. Через две минуты посреди пещеры уже похрустывал ветками костер — огонь ожил и вернулся к людям.
Пашка поднялся на ноги и отступил.
Ему надо было подумать.
Троглодиты хвалили его, хлопали по плечу, а дети норовили поцеловать.
— Будь моим мужем, — сказала Ура.
— Нет, — сказала Ора, — он будет моим мужем.
Девицы вцепились друг дружке в волосы, и тут Пашка услышал, как старуха прошептала:
— Слушай меня внимательно: уходи из пещеры, как только я дам знак. — И закричала громче всех: — Эй вы, недостойные люди! Великий охотник Седой обижен на нас. Он уходит от нас туда, где текут чистые реки, и поднимаются снежные горы. Духи леса и гор призывают его. Мы не достойны такого героя.
Старуха сделала Пашке знак, и он, не оглядываясь, пошел к выходу.
Он понимал, что старуха права, но ему так хотелось обернуться, пожать всем руки, пообещать, что он снова к ним приедет, и тогда они славно поохотятся. Но нельзя…
Сзади неслись стоны и плач.
— Прости нас, Седой! — громче всех кричала Мама. — Мы не верили тебе! Накажи нас, но не уходи.
Но Пашка, не оборачиваясь, ушел в лес.
Старуха появилась минут через пять.
— Гераскин, — сказала она с упреком, — я с ног сбилась. Ты куда из пещеры убежал, когда тебе велели огонь сторожить?
— Но я же не знал…
— Ты подвергал риску свою жизнь и всю операцию.
— Извините, — сказал Пашка, — но я такое видел! Я видел, как эвакуировали неандертальцев! Я разгадал великую историческую тайну!
— Пашка, не выдумывай глупостей, — сказала старуха.
Теперь, в лесу, она выпрямилась и уже совсем не казалась старухой, если бы не изрезанное морщинами лицо и крючковатый нос.
— Это не глупость, — возразил Пашка. — У меня фильм есть.
— Я не буду с тобой спорить. Некогда. Мне нужно довести тебя до кабины времени, отправить домой и вернуться в пещеру, пока они не решили, что я совсем пропала.
— Так вы из Института времени?
— А ты что думал, мы детей отправляем в прошлое без страховки? Как ты мог убедиться, здесь не шутят. Еще немного — и тебя бы съели!
— А у вас зажигалка?
— Паша, не задавай глупых вопросов, останешься живым в первобытной эпохе.
Они не успели устать, как оказались перед лесом, в котором скрывалась кабина времени.
— А как вас на самом деле зовут? — спросил Пашка.
— Агент-спасатель Института времени Елена Простакова, — ответила старуха, которая совсем уже не была похожа на старуху — просто загримированная девушка, — но, если мы с тобой встретимся в нашем времени, можешь звать меня Леной, я не гордая.
Они добежали до кабины времени.
— Лен, а Лен! — взмолился Пашка. — Ты будешь отчет писать?
— Если Ричард спросит, напишу, — ответила Лена.
— Ты скажешь, что я практику завалил?
— Ты сам ему покажешь свой фильм. И в школе покажешь. Там и решат.
— Значит, ты про меня ябедничать не будешь?
— Что за слово такое глупое! — возмутилась Елена Простакова. — За нами, агентами Института времени, такого никогда не водилось.
— А тебе не страшно туда возвращаться? — спросил Пашка.
— Нет, я привыкла. Они неплохие люди. Только скучно бывает и очень плохо без шампуня.
Это Пашка понимал.
Но вот и кабина времени. Пашка вошел в нее.
— А вообще-то говоря, — сказала Лена Простакова, горбясь и понемногу вновь превращаясь в первобытную старуху, — ты неплохой парень. И вел себя нормально. Иногда тебя заносило… Но кого из нас не заносит!
Глава четырнадцатая
ВСТРЕЧА В КРЕМЛЕ
Зачет по практике у Пашки приняли, хоть и сделали ему выговор за вмешательство в первобытные дела.
Зато его фильм, и особенно та часть, которая касалась неандертальцев, произвел сенсацию — посмотреть прибегали из всех отделов.
Но что удивительно — те кадры, где был Немо-Ной и его корабль, и кадры, снятые из корабля, не получились. Все обесцвечено, списано, стерто, смыто.
Так что Ричард и академики, которым Пашка рассказывал об эвакуации неандертальцев, поверили не до конца. Вернее, совсем не поверили. Это звучало так:
— Очень интересно, но ты ведь, Гераскин, известный фантазер!
Самое обидное — не поверили друзья: Алиса и Аркашка Сапожков.
— Погодите, — говорил Пашка, — вот прилетит Немо-Ной, он обещал. Тогда вы по-другому запоете.
Но Пашка и сам в это не верил. Прошло тридцать тысяч лет. Даже такой долгожитель, как Немо-Ной, вряд ли столько проживет.
Так бы эта история и закончилась, если бы не одно событие. Через девять дней после возвращения Пашки с практики в школе шел урок литературы. Ученики пятого класса репетировали трагедию Шекспира, которая называется «Отелло». Там один мавр задушил свою жену.
Случилось так, что за полчаса до репетиции у Маши Белой начался страшный насморк — а как известно, это последняя болезнь, с которой не смогли справиться к концу двадцать первого века. Прилетела «скорая», Машу отправили в больницу, и репетиция грозила сорваться, потому что никто в классе, кроме Маши, не знал роли Дездемоны. И тогда учитель литературы Леопольд Модестович поглядел на Пашку, вздохнул и сказал:
— Я не хочу тебя обидеть, Гераскин, но ты ведь знаешь наизусть все трагедии Шекспира…
— Точно, — согласился Пашка, — в прошлом году я их выучил на спор с Джавадом Рахимовым, который проиграл мне на этом восемь порций мороженого.
— Значит, — сказал Леопольд Модестович, — ты должен пожертвовать собой ради коллектива.
— Только не это! — закричал Пашка. — Вы же обещали, что не будете давать мне женских ролей. Я не девчонка!
— Пашенька! — взмолился учитель. — Ты же понимаешь, что это только на репетицию. А к спектаклю Маша выздоровеет.
— Пашка! — хором завопили ученики пятого класса. — Не подводи!
— Пускай Алиса Селезнева по книжке прочитает текст, — предложил Пашка.
— Это очень интересно, — сказала Алиса, которая тоже только что возвратилась с исторической практики. — Как ты представляешь? Джавад будет меня душить, а я буду читать текст по книжке?
Когда все отсмеялись, Пашка махнул рукой — на что не пойдешь ради товарищей! — кое-как влез в белое платье Дездемоны, напялил парик с жемчужной ниточкой и стал ждать, когда войдет взбешенный муж Отелло.
Муж Отелло, то есть намазанный черной краской Джавад Рахимов, вошел решительными шагами и стал размахивать платочком, который потеряла Дездемона. И вот когда Джавад спросил грозным голосом: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» — открылась дверь и вошел невысокий плотный человек в яркой форме комиссара Интергалактической полиции. На голове у него была фуражка с перекрещенными кометами, из-под которой выбивался непокорный чуб.
— Простите за вторжение. Меня зовут комиссар Милодар, — сказал он. — И еще простите, что сорвал репетицию бессмертной трагедии Шекспира «Гамлет».
Никто не улыбнулся, потому что все знают, какая сложная жизнь у комиссаров Галактической полиции — тут можно Шекспира и с Дюма спутать.
— А ты, девочка, лежи, лежи, — обратился он к Пашке. — Я мигом. Задам вопрос, и вы, молодой человек черного цвета, можете додушить свою невесту.
Все ждали, что будет дальше. Джавад так и замер над Пашкой, легонько сжав черными руками его горло.
— Разыскивается один человек, — сказал Милодар. — После двух недель безустанных поисков следы привели меня в вашу школу. Не бойтесь, признавайтесь сразу, хуже уже не будет. Кто из вас Гераскин Павел?
Павлу стало неприятно. Его впервые разыскивала Галактическая полиция. Но так как все посмотрели на него, а Джавад посильнее сжал пальцы, то Пашка прохрипел:
— Это я Гераскин.
— Вы, девочка, — сказал комиссар Милодар, — не волнуйтесь. Ваша песенка спета. И я сюда пришел не шутки шутить.
Тут Пашка понял, что его вот-вот задушат, с трудом вырвался из лап Джавада и отпрыгнул в сторону.
— Я и есть Гераскин! — крикнул он. — Это я играю роль Дездемоны.
— Судя по голосу, возможно, — согласился комиссар. — А переодеться ты не мог бы?
— А чего мне переодеваться? — Пашка стянул через голову белое платье несчастной женщины и остался в джинсах и майке.
— Вот так-то лучше, — одобрил Милодар. — Тогда поехали в Кремль. Тебя ждут.
— В Кремль?
— Только придется надеть что-нибудь попраздничней, — сказал Милодар и показал на Аркашу Сапожкова, который стоял рядом в средневековом костюме — Аркаша играл мерзавца Яго. — Поменяйся одеждой с этим мальчиком.
— Еще чего не хватало! Одно дело, когда надо мной смеются в классе, а другое дело — в Кремле. И вообще, скажите, пожалуйста, что я такого сделал, что меня арестовывает Галактическая полиция и везет неизвестно куда?
— Вас не арестовывают, молодой человек… или девушка, я уж не знаю, как у вас в школе решили.
— Павел Гераскин почти отличник, — вмешался Леопольд Модестович, видно желая взять Пашку под защиту, но Милодар только отмахнулся.
— Если не хочешь торжественно одеваться, не надо, — сказал он. — Но хоть куртка какая-нибудь есть у тебя с собой?
Пашка накинул куртку. Ребята пошли проводить его до выхода из школы, и хотя Милодар поклялся, что с Пашкой ничего плохого не случится, они все же беспокоились.
Спецфлаер со спецультразвуковой сиреной как молния промчался над Москвой и через несколько минут опустился на площади перед Кремлевским Дворцом.
Милодар с Пашкой поднялись на второй этаж. Часовые отдавали им честь.
Они прошли коридорами и залами. Милодар молчал, потому что он привык иметь дело с секретными поручениями.
Наконец они оказались в Грановитой палате. Там, в небольшом уютном зале, сидели в креслах, беседуя, несколько человек: сам президент, с которым Пашка не был знаком, но в последних новостях видел не раз; министр по делами космических отношений — юный гений с астрономического факультета по имени Гоша Добродеев; Акулина Ивановна Коган — министр культуры и другие важные персоны. А напротив них сидели трое.
Одного из них Пашка видел девять дней назад, остальных — чуть раньше.
Первый был древний, как сама Земля, капитан Немо-Ной, которому давно перевалило за пятьдесят тысяч лет. По обе стороны от него сидели те два неандертальца, которых Пашка встретил в бассейне перед путешествием в прошлое.
Пашка держал себя в руках — все-таки он не в школе. Вежливо поздоровался с президентом, пожал руку Гоше, а министр культуры поцеловала Пашку в щеку.
Пашка подошел к капитану Немо-Ною. Он был рад его видеть.
— Здравствуйте! — воскликнул он. — Вот уж не думал, что вы так скоро приедете!
— Ты ошибаешься, Паша, — сказал последний берендей. — Прошло больше тридцати тысяч лет со дня нашей встречи…
— Ну конечно же, — спохватился Пашка. — А кажется, что это было вчера.
Президент отпустил комиссара Милодара, а Пашке предложил сесть в кресло и съесть пирожное. В итоге Пашка незаметно съел пять, но никто не обратил внимания — разве в Кремле считают пирожные?
Президент стал расспрашивать Пашку о том, как проходила историческая практика, и как потом Гераскину никто не поверил. Все смеялись, а капитан Немо-Ной сказал, что Паша — смелый мальчик.
— Так, значит, ваш опыт удался? — спросил Пашка.
И тогда заговорил один из неандертальцев, тот самый, который плавал с Пашкой в бассейне.
— Теперь мы — равноправные граждане Галактики, — сказал он. — У нас была сложная история, но мы смогли стать грамотными и даже сами изобрели космические путешествия. И за все это мы благодарны капитану Немо-Ною.
— А я сначала даже испугался, — смущенно признался Пашка. — Когда увидел вас в бассейне. Я думал, тут какая-то тайна.
— Никакой тайны — просто официальный визит с одной планеты на другую. Мы с моим коллегой, — он показал на второго неандертальца, — руководим Академией наук и Управлением культуры. А капитан Немо-Ной — наш почетный консультант.
Оба неандертальца были одеты в черные костюмы и такие белоснежные сорочки, что Пашка устыдился своего не слишком опрятного вида — словно он и есть настоящий дикарь в обществе культурных людей.
Доедая пятое пирожное, Пашка поинтересовался:
— А древние животные у вас остались?
— Кого вы имеете в виду? — спросил первый неандерталец.
— Он имеет в виду мамонтов, — улыбнулся Немо-Ной. — Ему так хотелось на них поохотиться!
— Ни в коем случае! — воскликнул второй неандерталец. — Они же занесены в Красную книгу и охраняются в заповедниках. Надо беречь природу.
— Правильно, — согласился Пашка.
А когда они прощались, первый неандерталец спросил Пашку, не раздумал ли тот переписываться с его дочкой. Пашка сказал, что, конечно, не раздумал, и тогда неандерталец дал ему живой портретик очень хорошенькой неандерталочки.
Пашке захотелось с ней познакомиться, но для этого ему еще придется полететь на планету неандертальцев.